– Кто принес в дом эту отраву? – спросил Пафнутьев, взяв в руки овощную бутылку с водкой. – Кому жить надоело?
Таня вошла и остановилась в дверях, скрестив руки на груди. Легкая улыбка, которая всегда так тревожила Пафнутьева, заставляя начисто забывать о росте преступности в городе, гуляла по ее губам.
– Таня, – обернулся к ней Пафнутьев. – Ты знаешь, что это такое? Это нельзя не только пить, ее нельзя даже нюхать. Ты можешь не проснуться. Как хорошо, как хорошо, что я пришел вовремя! Слава тебе, господи! Прийти и застать холодный труп вместо прекрасной женщины... Это ужасно!
– Скажите пожалуйста! – наконец подал голос парень в кресле. Похоже, это единственное, что он мог придумать.
– Эту водку, или как там вы ее называете, делают не то чеченцы, не то азербайджанцы, а скорее всего, пробравшиеся через границы курды в подвале дома, где живет один мой знакомый. Сами они ее не пьют. Только продают. Как ящик продадут, тут же на месяц из города исчезают.
– Ты его приглашала? – спросил парень.
– Кого? – обернулся Пафнутьев и своим вопросом смазал весь гнев тощего джинсовика.
– Таня, почему ты его не гонишь?
– Я слабее его.
– Гораздо, – заверил Пафнутьев и этим как бы объединился с Таней. Теперь они вместе отвечали на гневные вопросы парня.
– Дядя, – произнес парень, поднимаясь из кресла. – Мне кажется, ты ошибся. Приходи как-нибудь в другой раз... И по другому адресу. Мне кажется...
– Моя ты деточка! – воскликнул Пафнутьев, не скрывая радости. – Тебе кажется... Если бы я рассказал все, что кажется мне... Ты бы тут же наделал в штаны. Прямо сейчас.
– Хамишь, дядя! – угрожающе произнес парень и сделал шаг вперед, теперь его и Пафнутьева разделяли всего два метра.
– Да! – возликовал Пафнутьев. – Именно! Так редко представляется возможность откровенно и безнаказанно нахамить, что упускать ее было бы преступно.
– Ты уверен, что безнаказанно?
– Да! – опять обрадовался Пафнутьев. – Конечно! Именно! – Он взял посрамленную и обесчещенную водку и поставил ее подальше на пол, к окну.
– Слушай! Выметайся! – заорал парень, сокращая расстояние между ними еще на шаг.
– Таня, где мои тапочки? – Полностью пренебрегая опасностью, Пафнутьев повернулся к парню спиной и, взяв со стола тарелку с нарезанной вареной колбасой и плавленым сырком, поставил ее на шкаф, потом, подумав, задвинул тарелку подальше, к стенке.
– Таня, почему ты не скажешь ему, чтобы он выметался?!
– Паша, выметайся.
– Доволен? – повернулся Пафнутьев к парню. – Слышал? Она сказала мне, чтобы я выметался.
– И ты, Игорь, тоже выметайся. Уходите оба, – Таня, кажется, готова была расплакаться.
– Я вызову милицию! – крикнул Игорь, и Пафнутьев понял – это победа.
– Правильно, – кивнул он. – Лучше вызвать милицию. Отделение здесь недалеко... Как войдешь в отделение, сразу направо – там кабинет майора Шаланды. Сразу к нему. Так, скажи, и так, господин Шаланда... Пафнутьев разбушевался. Он все поймет. Не забудь сказать адрес – он примчится сюда со всем отделением.
– Ну что ж, я так и сделаю! – Парень гневно прошел мимо Пафнутьева, и его длинные светлые волосы всколыхнулись за спиной. Резко и зло он надел свою короткую курточку, не успевшую даже просохнуть, сунул ноги в какие-то безразмерные босоножки и вышел на площадку, с силой бросив за собой дверь.
Таня вздрогнула от этого хлопка, закрыла лицо руками. И Пафнутьев увидел, как сквозь ее пальцы выкатились слезинки. Он подошел, постоял рядом. Потом осторожно коснулся пальцем ее плеча, а когда убедился, что ничего чрезвычайного не произошло, отнял руки от ее лица.
– Послушай, Таня... Если этот... как его... Если он так тебе уж дорог, я сам доставлю его сюда. Хочешь, в наручниках, хочешь – без... И за водку извинюсь... Я даже готов рискнуть жизнью и выпить ее, лишь бы ты простила меня и позволила присесть на минутку, а, Таня?
– Ну нельзя же так, Паша!
– Согласен.
– Это же самое настоящее хулиганство!
– Статья двести шестая, часть вторая... От двух до шести лет без конфискации.
– Он сейчас приведет милицию... Начнутся допросы, протоколы... Паша!
– Не то ты говоришь, Таня. Спроси лучше, что случилось.
– Я видела... Все произошло на моих глазах.
– Таня, ты не поверишь... Я выжил. Не должен был выжить, но выжил. И ты единственный человек, которому я могу об этом рассказать, которому хочется рассказать...
– И это все я? – улыбнулась она сквозь слезы.
– Да, – ответил Пафнутьев. – Да, Таня, хотя я и сам с трудом в это верю.
– Сейчас сюда придет Игорь с толпой милиционеров, они заберут тебя и уведут в неизвестном направлении.
– С ними я разберусь, мне бы с тобой разобраться. – Пафнутьев открыл наконец свой портфель, вынул бананы, мандарины, пакет с соком, поколебавшись, достал и водку. Кротко взглянул на Таню, словно прося прощения за невоспитанность, и поставил бутылку на стол.
– Думаешь, твоя лучше? – Таня отошла от двери и присела на край стула.
– Ровно настолько, насколько я лучше того хмыря! – самоуверенно заявил Пафнутьев.
– Не надо его так называть. Он не хмырь.
– А я?
– И ты не хмырь. С хмырями я не вожусь.
– А кто же я?
– Начальник следственного отдела в какой-то непонятной конторе. Если, конечно, тебя еще не повысили...
– Какой я начальник. – Пафнутьев сорвал нашлепку с бутылки, налил себе полстакана водки. – Какой я начальник...
– Ладно, – Таня положила ладонь ему на руку. – Рассказывай уже... Похоже, у тебя в самом деле что-то случилось? Или это все твои выдумки, чтобы проникнуть в дом, забраться в постель, нырнуть под одеяло...
– Глоточек выпьешь?
– Конечно. А то я не выдержу твоего рассказа. Наверно, кровь будет стыть в жилах?
– К счастью, да. К счастью, Таня, кровь осталась в жилах, там она и будет стынуть. – Пафнутьев снял галстук, расстегнул две верхние пуговицы на рубашке и лишь после этого взял свой стакан и выпил водку до дна. – Не обижаешься?
– Ладно, Паша... Проехали.
Пафнутьев протянул руку, потрогал ее волосы, на лице его возникло выражение озадаченности.
– Что-то не так? – обеспокоенно спросила Таня.
– Надо же... Мне казалось, что они у тебя жестче.
– Сколько же ты не был здесь?
– Жизнь, Таня... Целую жизнь.
– А вломился с таким гонором, будто на пять минут случайно отлучился. Что это было? Любовь? Ревность? Тоска?
– Это была истерика, Таня. – Пафнутьев привлек женщину к себе, опустил лицо в ее волосы. – Это была самая настоящая истерика, – повторил он и с трудом сдержался, чтобы не расплакаться. И подумал – Байрамов, Амон, Анцыферов... Они могут на уши встать, но меня этой ночью не найдут.
Анцыферов смотрел на Пафнутьева с немым ужасом, как можно смотреть на человека, которого только вчера похоронил, а сегодня он входит в твой кабинет. Прокурор даже схватился побелевшими пальцами за край стола, может быть, чтобы унять дрожь в пальцах, а может, попросту для того, чтобы не соскользнуть под стол от тошнотной слабости. А Пафнутьев был беззаботен, на лице его было обычное сонно-глуповатое выражение, готовое тут же смениться искренним восхищением перед умом, проницательностью или красотой собеседника. Он что-то говорил, пожимал плечами, разводя руки в стороны, – Анцыферов его не слышал. Он пытался осознать происшедшее, найти какую-то линию поведения. И не мог. А Пафнутьев основательно уселся к приставному столику, положил на него свою замусоленную папку и, наконец замолчав, уставился преданным взглядом в прокурора.
– И что? – спросил Анцыферов, пытаясь поймать смысл сказанного.
– А то! Наши смутные и невнятные подозрения полностью подтвердились, с чем мы можем себя заслуженно поздравить, – произнес Пафнутьев с некоторой торжественностью.
– Поздравляю, – кивнул Анцыферов.
– Спасибо, Леонард. И я тебя поздравляю.
– С чем?
– С уважением.
– Не понял? – Анцыферов невольно потряс головой, пытаясь проникнуть в логику Пафнутьева.
– Тебя, Леонард, как я понял, очень уважают в тех кругах, в которых мне пришлось побывать и из которых удалось уйти невредимым, хотя в это никто не верил, включая мое непосредственное начальство в твоем лице.