Антошка начал старательно выводить «деньги на мотоцикл копишь?» и никак не мог уразуметь, при чем здесь мотоцикл, какие деньги? Он представил парня в каске монтажника, мчавшегося по поселку на мотоцикле. В одной руке тот держит пачку денег и что есть сил радостно сообщает: «Накопил — мотоцикл купил!» Антошке сделалось смешно, и он прыснул в ладошку.
Жора подозрительно взглянул на мальчишку, но ничего не сказал. Он сходил к бульдозеру и принес сумку. Вытащил из нее зеленый лук, огурцы, полбуханки хлеба, полпалки колбасы.
— Перекур, — объявил он. — Садись рубать, товарищ Динамит.
Они макали лук в соль, и приятная горечь бодрила; огурцы пахли теплым летним дождем.
— Силен лук, язва! — тряся головой, сказал Жора. У него из глаз катились слезинки. — Лук хорош, а самая лучшая закуска — колба. Боже-ствен-ная, — и Жора закатил глаза, на лице у него было написано блаженство. — В наших горах колба не растет.
— Зато у вас на Кавказе апельсины, мандарины.
— Что апельсины? — возмутился Жора. — Сибирская картошка, можно сказать, королева застолья. А без апельсинов, дарагой, не умрешь.
Жора с аппетитом хрустел огурцом. Закончив еду, доверительно сказал:
— Только и слышно — Кавказ, горы, воздух, вечный снег. И, конечно, фрукты. Отец сюда приезжал. Упрекает меня: ты, мол, сын, не любишь родную землю, а она тебя взрастила, дала силу.
Говорю ему: «Я люблю, отец, и свой дом, и горы, и тебя с мамой. Но ведь эта сибирская земля тоже моя. И здесь нужна моя сила».
За окошком стрельнул выхлопной трубой мотоцикл, и через минуту в теплушку вошел Глеб Коржецкий. С Антошки он перевел взгляд на Жору и недоуменно спросил:
— Что делает здесь мальчик?
Антошка встал и двинулся было к выходу, но Жора положил свою тяжелую руку на Антошкино плечо и сказал:
— Садись, — и с упреком покачал головой. — Почему ты так суров, Глеб, — осуждающе посмотрел он на Коржецкого. — Комсоргу не с железяками — с людьми работать. И эта твоя суровость только делу вредит. Мальчик, если хочешь знать, пионер. И наш с тобой помощник.
— Ну-ну, давай воспитывай, — смущенно пробормотал Коржецкий. — Просился, что ли, я в комсорги? Я с лопатой себя лучше чувствую.
— С лопатой проще, — согласился Айропетян. — Зона действия комсорга, дорогой, — люди, как любил говорить наш командир дивизиона. Это куда труднее, чем лопатой работать. Мы тебя, Глеб, выбрали, доверили, вот и оправдывай.
— Оправдаешь с такими партизанами, как ты, — миролюбиво усмехнулся Коржецкий. — Как дежурство?
— Лучше надо, да некуда, — усмехнулся Жора. — Люди будто и не видят нашего штаба.
Коржецкий ссутулился и забарабанил по столешнице. Жора протянул ему ломоть хлеба:
— Рубай. А на меня не обижайся.
Комсорг примиряюще сказал:
— А то я не знаю — Жора всегда правду-матку в глаза режет. И за это я его люблю.
И в это время Коржецкий увидел лист ватмана, пробежал по нему взглядом, привстал.
— Опять партизанщина… Твой почерк, Айропетян. Я, кажется, на том свете его узнаю.
— Это я писал, — уточнил Антошка.
— Речь не о почерке, Антон, — сказал Коржецкий. — Речь о партизанской тактике Айропетяна.
— Вот-вот. Быстрота и натиск — мой девиз. Что плохого?
Коржецкий усмехнулся:
— Как говорил мой дедушка, быстрота нужна при ловле блох. Тут уж никуда не денешься. Впрочем, рациональное зерно в этом твоем обращении есть. Только при чем здесь мотоцикл? Эх, Жора-Жора…
Антошка теперь записывал под диктовку комсорга новый текст воззвания. Жора дополнял Коржецкого, они вместе изменяли уже ранее сочиненное. Требовалось придумать несколько энергичных, отражающих суть дела, строчек, но давались они с трудом.
«Комсомолец! Юноша и девушка! Если тебя не обеспечили работой и ты теряешь дорогие часы и минуты, если тебя не обеспечили инструментом, раствором или электроэнергией — приди в комсомольский штаб. Мы в ответе за все. Стройка ударная, комсомольская, и вместе мы — сила!» — вслух перечитывал Антошка. Ему нравилось обращение. Жора почесал затылок и хитро сказал:
— Конечно, у нас с Динамитом было сильней сочинено, но и это пойдет, — и дружески хлопнул комсорга по плечу.
Антошка писал обращение и думал, что комсорг не такой уж и строгий, как ему показалось вначале. И еще он радовался тому, что умел писать чертежные буквы и кистью, и плакатным пером. Этому он научился, выпуская классные стенгазеты.
Коржецкий позаимствовал у кого-то топор и теперь сколачивал из опалубочных досок стенд для плаката, который решили поместить на перекрестке.