— Яков, может, сфотографируешь эту свалку? — нерешительно спросил Коржецкий. — Конечно, я понимаю…
— «Понимаю», — рассердился Яшка. — Сам же говоришь, что жить надо по правде.
Яшка повернулся и на ходу уже крикнул:
— Я фотоаппарат захвачу. Одна нога здесь — другая там.
Когда Коржецкий подошел к насосной станции, Лорин был около котлована.
Антошка и Марфуша стояли на горе сваленного кое-как кирпича. Бригадир качал головой и с упреком говорил:
— И после этого вы будете называть себя пионерами? Поймите же, юные друзья, на строительстве такого гиганта металлургии дорог каждый час, каждая минута, а вы своими, я бы сказал, анархистскими непродуманными действиями тормозите дело.
Бульдозерист был более решителен и откровенен:
— Уматывайте отсюда, мелюзга. Для вас это игра, а у нас — премия накроется.
Лорин не заметил, как к нему подошел Коржецкий.
— Коммунистическому отношению к труду пионеров учим? — спросил он.
Лорин зло сказал:
— Здесь сам черт не разберет, кто кого учит. Отойдем-ка, комсорг, сядем рядком да поговорим ладком.
— Отойдем, — согласился комсорг и шагнул к краю котлована. — Ого! Да вы клад прячете, — удивился он и испытующе посмотрел на бригадира.
Глаза Лорина воровато забегали, и он примиряюще сказал:
— Дело такое, комсорг! Сроки! Ну, а если швеллер или пара кирпичей в земле окажется — с белым светом ничего не случится. Верно, комсорг?
— Нет, не верно, Лорин. Развращаешь ты людей, а ведь бригада соревнуется за высокое звание. Кому нужно такое очковтирательство?
Лорин ухмыльнулся и зло бросил:
— Понимаю, зуб на меня имеешь, комсорг. Но я тоже не из простачков. Сейчас велю спланировать площадку — и попробуй докажи, что здесь был кирпич.
Он позвал к себе бульдозериста:
— Выполняй.
Бульдозер захватил порцию земли, перемешанную с кирпичами, и начал толкать ее своим лемехом.
Из-за кустов вынырнул Яшка. В руках он держал фотоаппарат. Яшка взобрался на кучу кирпича, где стояли ребята, и направил фотообъектив на свалку металла, железобетона и других строительных материалов.
Лорин, увидев сына с фотоаппаратом, шагнул было к нему, но Яшка спрятался за спины Антошки и Марфуши.
— Щенок! — сказал Лорин. — Родного отца под монастырь подводишь.
Он велел бульдозеристу заглушить машину.
Бригадир ушел в здание станции, и скоро оттуда толпой вывалила бригада строителей. Антошка узнал среди них свою маму. Она тоже увидела сына и направилась к нему.
— Как ты здесь оказался, Антошка? — встревоженно спросила она. Лорин ухмыльнулся и бросил:
— Они же в тимуровцев играют. И мой, и твой, и девчонку подбили.
— Никто меня не подбивал, — сказала Марфа Посадница. — А кирпич и трубы закапывать все равно не дадим!
— Ну что ж, комсорг, наслаждайся, — ехидно сказал Лорин. — Вот он перед тобой — рабочий класс. Они вкалывают, жилы тянут, а теперь по твоей милости премии лишатся. Эти швеллеры и балки за неделю не уберешь с площадки.
Рабочий класс! Антошка всегда слышал, что отец произносит эти слова с гордостью. Это рабочий класс создает машины, стоит у домен и мартенов, строит заводы. Антошка видел на Кузнецком комбинате сталеваров. Они смотрели через стеклышки на бушующий в печах огонь и были настолько сосредоточены, что, казалось, кроме огненной вьюги ничего не замечали. Их лица были припорошены металлической пылью и покрыты каплями пота. Они показались тогда Антошке богатырями.
Антошка видел рабочий класс и на стройке. Каменщики ловко клали кирпич на кирпич, убирая мастерком лишний раствор, они работали быстро и казалось играли. Но Антошка замечал, как пожилые строители морщились от боли, разгибая спины.
С колыбели отец научил его гордиться тем, что он растет в рабочей семье, и когда Антошка впервые услышал фразу Горького: «Человек — это звучит гордо!», он переиначил ее: «Рабочий — это звучит гордо!» и сказал об этом отцу. Тот поддержал сына: «В общем-то насчет рабочего ты правильно мыслишь. Но есть и люди дрянные, есть и никудышные рабочие. Гордое звание и человека, и рабочего надо завоевывать, сын».
Тогда слова отца Антошке показались отвлеченными. Сейчас он понял их суть и с горечью подумал, неужели все эти мужчины и женщины, окружившие Коржецкого, тот самый рабочий класс, о котором с гордостью говорил отец? Отец дрожит над каждым кирпичом, бережет доски для опалубки и старается использовать их несколько раз, отец подберет с земли брошенный гвоздь и скажет: «Зачем добру пропадать. Этот гвоздь люди для дела делали». Строители Лорина не только гвоздь — кирпичи, трубы, швеллеры безжалостно закапывали в землю. Неужели не жалко? И обиднее всего было то, что среди них работала его мама.