— Нормально, гражданин начальник. От работы не отказывается.
— Как, Житписбаев, работать будешь? — спрашивает начальник заключенного.
— Буду… — бормочет тот.
— Прекрасный парень! — заключает Медведь.
— К тебе, Борисенко. В шестой отряд.
Начальник отряда капитан Борисенко записывает фамилию новичка в блокнот.
— Следующий… Иванов! — начальник колонии берет очередную папку, читает: — Младший сержант Иванов… самовольно оставил расположение войсковой части… Четыре года лишения свободы.
Иванов, остроносый белобрысый парнишка, встает.
— Убежал? — спрашивает начальник.
— Убежал… — соглашается Иванов.
— У нас за побег — пуля!
Иванов обреченно кивает. Подключается начальник оперчасти — капитан Александров:
— Владимир Андреевич, Иванов по личному делу проходит как склонный к побегу.
— Ничего, — машет рукой Медведь, — куда он от нас побежит? Давайте его в третий отряд. В ночную смену не назначать пока, а то еще правда полезет на забор сдуру. Профессии у тебя, сынок, конечно, нет?
— ПТУ закончил. На автослесаря… — говорит Иванов.
— Ну какой ты автослесарь! Будешь пока сетку плести, а там посмотрим…
Не обходится без курьеза. Среди вновь прибывших оказывается еще один военный — старший лейтенант. Срок — три года лишения свободы за хищение боеприпасов — гранат, толовых шашек. Старший лейтенант за магарыч продал их мужикам-колхозникам. Те глушили рыбу, с чем и попались, заложили своего поставщика.
Тут к работе комиссии активно подключается начальник режимной части майор Прокофьев. Ему уже пятьдесят, на Мелгору переведен недавно — проштрафился. За что — ясно: фиолетовый «спецзагар» на лице выдает пристрастие майора к алкоголю. Он уже дважды под ехидными взглядами отрядных приложился к стоявшему на столе графину с водой: сушит после вчерашнего.
— Вы коммунист?! — грозно спрашивает зека майор.
— Так точно! Бывший! — рапортует старлей.
— Коммунист при всех обстоятельствах должен оставаться коммунистом! — напирает Прокофьев. — Я предлагаю вам ответственный участок работы — в столовой. Считайте это партийным поручением!
— Слушаюсь! — радостно соглашается бывший старлей.
Еще бы! Столовая — это вам не «вождение тачки» с кирпичами…
Распределение этапа закончено, но на столе еще два личных дела.
— Каракашвили… Саркисян… — читает Медведь.
— В шизо… — сообщает зам по оперработе. — Отказались от чистки картофеля, а Саркисян требует отправить его в Армению.
— Пусть считает нашу Мелгору Араратом, — хмыкает Медведь. — Мамбетов! Возьмешь обоих к себе.
Начальник пятого отряда капитан Мамбетов возмущенно вскакивает:
— Владимир Андреевич! У меня этих «зверей» уже пол-отряда! Всю шваль ко мне, а кто план выполнять будет?
— Ничего. Перевоспитаешь…
Мамбетов обреченно вздыхает.
У него один из самых сложных отрядов, но Колька Мамбетов справляется. С нарушителями дисциплины, отказчиками от работы разбирается лично. Для этого в кабинете у него хранятся кожаные перчатки.
— Смотри, займется тобой прокурор… — предупреждает Кольку начальство, но официальных жалоб на рукоприкладство от заключенных не поступает.
Несмотря на своеобразные методы воспитательного воздействия в отряд к нему идут охотно. «Мужиков»-работяг в обиду он не дает. У Мамбетова легче всего попасть на досрочное освобождение, на «химию». Он вовремя подготовит документы в суд, поможет написать слезливую «помиловку». А насчет рукоприкладства… Помню, привел он как-то на освидетельствование в санчасть пьяненького зека из своего отряда. Медики подтвердили — действительно пьян.
— Николай Давлетович! — взмолился зек. — Не «вешайте» взыскания! У меня через месяц срок на «химию» подходит. Лучше морду набейте!
— Ладно! — согласился отрядный и, взяв за шкирку раскаявшегося зека, поволок в отряд — на «разборки».
На все виды досрочного освобождения из колонии требовалось решение прокурора и суда. Если в личном деле осужденного оказывалось постановление о злостном нарушении режима — суд отказывал в досрочном освобождении. Так что, если и впрямь виноват, лучше получить неофициально по морде, чем «париться» в зоне лишние годы.
Кому-то покажутся дикими и возмутительными подобные «методы», но колонийская жизнь — особая. Добро и зло в ней часто меняются местами, превращаясь в свою противоположность.
Начальник отряда в колонии — должность самая непрестижная. Понимая это, эмвэдэшное руководство повысило «отрядным» денежное содержание, потолок звания до майора — но все попусту.