— Извините! — Пришлось посторониться, пропуская к метро семейную пару с коляской: привычная московская толчея, самый канун часа пик…
«Придворные» водители сонно трепались о чем-то своем — пространство перед Думой было в два ряда заставлено служебным автотранспортом слуг народа. Естественно, машины парковались без всякого уважения к знакам и дорожной разметке — так, что переполненным городским троллейбусам приходилось все время медленно, рискуя оторваться от проводов, огибать чисто вымытые зады «мерседесов» и «тридцать первых».
А усталый седой капитан со знаками отличия московского ГАИ стоял поодаль — он давно уже предпочитал ни во что не вмешиваться. Себе дороже…
Человек с сумкой аккуратно выбросил в урну докуренную едва ли до половины сигарету и вслед за людским потоком зашагал по направлению к переходу. Спустился под землю…
Здесь пахло сыростью и постоянным ремонтом — впрочем, было довольно чисто. Освещение, конечно, имелось, но даже после хмурого неба на улице глазам требовалось некоторое время, чтобы перестроиться.
—Простите, не вы уронили? — Голос прозвучал откуда-то сбоку. Женский, с отчетливыми материнскими интонациями.
—Что? — «Корреспондент» на мгновение сбился с шага и непроизвольно посмотрел под ноги.
—Милиция! Московский уголовный розыск. — Прямо перед носом краснела казенная книжечка с гербом. — Ваши документы…
Тот, что показывал удостоверение, стоял почти вплотную. Еще один приблизился справа — обычные физиономии, соответствующая одежка.
—Простите, но…
—Только без глупостей, ладно?
Поток пешеходов был однообразным и не очень интенсивным, поэтому человек с сумкой сразу же выделил несколько статических фигур: крепыш на лестнице, дама в плаще и еще один силуэт поодаль.
— Надо же, как мальчишку! — покачал он головой.
— Бывает… — в голосе старшего послышались нотки явного облегчения. — Вещички позволите?
— Конечно.
Стоявший справа протянул руку к ремешку сумки…
Ему и достался первый удар. Выброшенный снизу вверх локоть впечатался в челюсть, и тут же коротким тычком ладони «корреспондент» достал неприкрытое горло старшего. Тот даже не успел убрать удостоверение.
— Стой… Стоять! — Оказавшийся на пути крепыш попытался загородить собой ведущую наверх лестницу.
Видимо, от неожиданности он забыл все положенные по уставу команды и теперь, вместо того чтобы защитить себя, возился с застрявшим в кобуре пистолетом:
— Назад!
Случайные прохожие вели себя по-разному: кто-то дисциплинированно вжался в стену, кто-то, наоборот, замер посреди прохода.
И то и другое было на руку убегавшему:
— Грабят! Банди-иты!
— Милиция!
Суматоха в подземном переходе никак не отразилась на жизни московской улицы — в несколько рядов катили навстречу друг другу вереницы машин, подмигивала реклама, и толстая тетка в дождевике уже закончила раскладывать на специальном столике вечерние газеты.
— Стой, стрелять буду! — заорали снизу, но человек с сумкой уже перемахнул через металлическое ограждение и оказался на проезжей части. Скрип тормозов… яростные гудки… Кто-то, кажется, не успел среагировать, и на асфальт посыпались цветные осколки разбитых автомобильных фар.
Чудом уворачиваясь из-под колес, он выбрался на противоположную сторону. Обернулся: сзади, почти не отставая, бежали, по меньшей мере, двое.
— Ох ты! — И здесь какие-то типы в штатском уже выскакивали из серой «Волги». Может быть, они и не имели прямого отношения к происходящему, но судьбу искушать не хотелось.
Участок улицы впереди представлял собой кое-где оклеенную афишами серую череду бетонных секций — в. центре столицы постоянно что-то строили или ремонтировали, поэтому заборы давно уже стали неотъемлемой частью городского пейзажа. «Корреспондент», не раздумывая, дернул на себя некое подобие калитки… Запор не поддался.
Последнее, о чем человек успел подумать, — что очень это как-то не по-милицейски бить живого еще человека ножом… В спину… Насмерть.
…Дорожная пробка рассосалась быстро, и привычные ко всяческим криминальным разборкам москвичи без особого любопытства проходили мимо лежащего на заплеванном тротуаре человека.
— Слушай, а она-то здесь при чем? Что она тебе сделала?
— Все равно убью, с-суки… Не шевелись!
— Да я и не шевелюсь. Качает просто.
Пистолет Макарова, калибр девять миллиметров.
Это очень много, когда ствол почти упирается в переносицу — и патрон уже в патроннике.
При такой дистанции не промахнешься…
— Что, мусор, — страшно?
— Страшно, — кивнул Владимир Александрович. — А тебе?
— Заткнись.
С Ладоги потянуло утренней сыростью — солнце выкатилось из-за горизонта, но туман еще слизывал очертания берегов.
— Может, отпустишь все-таки бабу?
— Пош-шел ты…
— Да я бы пошел! Но — служба.
Качка заметно усилилась. Огромный белый теплоход не спеша разворачивало лагом к волне.
— Чего дрожишь-то?
— Простудимся все, вот увидишь!
— Дурак ты, мусор…
Женщина пошевелилась и застонала.
— Смотри, ей плохо совсем.
— Всем нам х…во! — В голосе человека напротив не слышалось злобы, только усталость и ожидание. — Скоро там твои?
— А я откуда знаю!
— Смотри! Первая пуля ей, вторая — тебе.
— Договорились же… Сколько можно об одном и том же!
Прямо над головой с неожиданным шелестом разрезала воздух крупная чайка.
— Падла! — Пистолет дернулся вслед за ней, но почти сразу же вернулся обратно.
— Господи, ты только не пальни сдуру…
Вообще, со стороны все трое смотрелись достаточно дико: майор Владимир Александрович Виноградов, мужчина в разорванной белой футболке и полуголая женщина у него на коленях.
Мелко завибрировала палуба — капитан, очевидно, все-таки решил подработать двигателем. Под кормой с утробным шумом вспенилась вода.
— Чего это?
— Все в порядке… А то снесет нас на камни, к чертовой матери.
Волнение было приличное — пустынное озеро до самого горизонта покрылось белесыми росчерками пенных гребней. Ветер срывал их, и мелкие брызги долетали даже сюда, на шлюпочную палубу.