Пролетел короткий дождь, будто на секунду охватило машину мокрым туманом, смыло рисунок деревьев, мелькнули вдалеке слева за полем низкие крыши, и опять ничего. В это время встречных машин нет, все идут в Припять, на ночь чистый автотранспорт не задерживается в зоне, чистый автотранспорт должен оставаться чистым. Человек вдохнет яд радиации и выдохнет, если немного вдохнул, запьет яд водкой, йодом тоже можно, вернется назад за восемьдесят километров, ляжет на чистых простынях, растянется… И вместе с воздухом, вместе с мочой, с калом, с потом яд из него потихонечку будет выветриваться, оседать на простынях, а машина так не может. Если металл впитает лишнюю тысячу микрорентген, то придется этот металл оставить в зоне. Сколько машин уже по глупости сюда загнали, не вытащить.
Мертвая дорога шла немного под уклон вниз, и сквозь покрытое бисеринками капель ветровое стекло было ясно видно вперед километров на пятнадцать. С правой стороны на обочине что-то двигалось. Пушистое, темное, как средних размеров волк. Но волк почему-то вставал на задние лапы.
«Может быть, медведь такой тощий? — подумал водитель, всматриваясь. — Здесь вообще медведи-то были разве?»
— Не медведь! — сказал он себе и полез раньше времени под сиденье за флягой. — Баба! Откуда здесь баба? — спросил он у себя, опять отхлебывая. — Высадил кто-то? Кто здесь высадит…
Женщина в распахнутой шубе стояла на обочине. Под шубой что-то белое, похоже, шелковое. Сапожки в тон коричневые. Ветер слегка приподнимал ее распущенные светлые волосы, тонкая рука взлетела в воздух. На пальце, отражая короткое солнце, блеснуло золото.
Он хотел затормозить с шиком, так, чтобы дверца оказалась рядом с дамой, но не получилось, промахнул метра на два. Колеса заскрипели по асфальту. Склонившись к правой двери, он увидел в зеркальце, как она идет. Голову подняла, лицо узкое, бледное, шубу запахнула.
— Подбросите до Припяти?
Ему стало смешно от страха. Лицо заглядывающей в машину женщины показалось неживым. То ли свет такой, то ли слишком много пудры на щеки наваляла, а может, и то и другое вместе, но это только секунду. Любой попутчик на мертвом шоссе- подарок судьбы. И, склоняясь к женщине, водитель спросил хрипло, с издевкой:
— Не боишься?
— Не боюсь!
Она забралась в машину, захлопнула дверцу, присела рядом, накрыла темными полами шубы половину кабины. От нее пахло чем-то очень дорогим, острым, щекочущим ноздри, и одновременно с тем от нее пахло только что пронесшимся мимо радиоактивным дождем. Шуба была чуть влажной. Рука с обручальным колечком без спроса вдавила клавишу радио. Хорошо не диктор, просто музыка.
— Оставь, — попросил водитель. — Пусть!
Она кивнула, и кивок у нее был, как у куклы, какой-то надломленный, ненастоящий, неживой.
— У тебя документы в порядке? Опять неживой кивок.
— А то знаешь, тут у нас строгости, тридцатикилометровая зона. Собачки гуляют радиоактивные. Менты с автоматами. Тут холостых патронов не держат. Только боевые… — Рука водителя скользнула под сиденье. — Выпить хочешь?
— У вас что, водка?
— Водка!
— Выпью!
«Что за глупость… Откуда она взялась? Спросить? Все равно, что скажет, не поверю, — передавая флягу, соображал водитель. — Кто-то ее высадил. Но кто здесь высадит на мертвом шоссе! Говорит, бумаги в порядке… Если в порядке, какое мое дело… Чего я испугался, что она меня покусает? Что она меня застрелит? А застрелит- наплевать! Лучше пулю в затылок, чем медленная эта смерть от рентген! Красивая тетка, в теле. Очень симпатичная, только рожу белым слишком сильно перемазала!.. Сказать? А то она сама не знает!»
Мелькнул навстречу потрепанный газик с брезентовым верхом. Слева от дороги опять возникли какие-то крыши, антенны, безжизненно повисшие провода. На столбе электропередачи черные галки, белые кляксы побитых изоляторов.
— А как насчет оплаты? Чем платить будешь?
— Сколько?
— Да нет, мне денег не нужно.
— Натурой?
— Здесь? — Он ухмыльнулся. — Здесь натурой не берут. Здесь это никому не нужно.
— Что же тогда?
— Я без разговора не могу. Поговори со мной. Расскажи что-то… Как тебя зовут? А то стишки почитай. Ты, наверное, много стишков знаешь.
— Любите стихи?
— Нет, просто подумал.
— Зоя меня зовут. Останови!