Цепляясь за поручи там, где они были установлены, и за любые другие выступы, я медленно плыл над корпусом. Боясь оторваться от станции, так как трос из недостаточной длины пришлось отцепить. Слева от меня проплыло что-то белое. Я обернулся и увидел, что это был человек. Он безвольно дрейфовал около разбитых солнечных батарей вместе с обломками. Никакого движения рук или ног не наблюдалось.
— Вижу человека! — сказал я.
— Да это Грин. Но, по всей видимости, его убило осколком. Осака видел, как из его скафандра выплеснулась кровь, — ответили мне.
Наконец добравшись до американского шлюза, я обратил внимание, что пробиты почти все модули. Маленькие воздушные гейзеры сочились тут и там. Удивительно, что при такой плотности осколочной волны не задело ни меня, ни Осаку. Было бы не плохо знать, что же над нами такое рвануло? Какой-то спутник или что?
— Как у вас с давлением? Я вижу многочисленные пробоины в корпусе.
— Медленно падает. Но это неважно — я уже надел спасательный скафандр, — ответили со станции.
Кроме Цыплакова на борту оставалось двое американских астронавтов: Робертсон и Маккол. Трое американцев и японец прилетели лишь неделю назад. И толком познакомиться мы еще не успели, поэтому было не мудрено, что я не узнал голос.
— Это Маккол? — наугад спросил я.
— Нет, к несчастью, бортинженер погиб.
Я сглотнул. Кажется, досталось не только нашему основному модулю.
— Как это произошло?
— Когда по нам ударил поток осколков, он был другом в модуле… А теперь там вакуум, — Робертсон сказал это почти как Левитан объявивший о начале Великой Отечественной. — Боюсь, ваш главный модуль тоже остался без атмосферы. Разгермитизация произошла на столько быстро, что Цыплаков вряд ли успел надеть скафандр.
Еще минуту-другую назад я разговаривал с ним, и вдруг узнаю, что человека больше нет. У меня защемило в груди лишь от одной мысли, что Цыплаков как и Грин безжизненно болтается в пустоте. Но лицо Грина, по крайней мере, скрыто шлемом, от чего кажется, что это не человек вовсе, а какой-нибудь робот. Может быть, Степаныч и недолюбливал меня, но за два месяца нахождения на станции мы невольно сблизились. Мне не хотелось верить, что его жена и двое детей не дождутся мужа и отца, что Цыплаков больше никогда не вернется домой и не сядет за обеденный стол поесть любимого борща, о котором он вспоминал в течение всего полета.
— Робертсон, а где Осака? Я его не вижу.
Японец ответил сам.
— Я уже в шлюзе. Жду вас.
— Мы поместимся вдвоем?
— Должны, это новый шлюз.
Пока я забирался в шлюз, вновь заговорил Робертсон:
— Скажите, Добрынин… Я знаю, что это может задеть вас, но ваш спутник мог как-нибудь повлиять на то, что произошло потом?…. Понимаете, я видел вспышку… и, в общем, те, что произошли за ней они были такие же, как и та первая около вашего спутника.
О господи, спутник! Я уже почти забыл про него. Ведь я так и не узнал, для чего он предназначался и поэтому был не в состоянии ответить американцу что-либо вразумительное. Вопрос Робертсона вновь заставил меня вспомнить о Хиросиме. Вдруг мы сами, не зная того, испытали какое-то страшное оружие?
— Мне известно только, что это был спутник связи, — коротко ответил я.
Робертсон тяжело вздохнул.
— Ну, хоть сейчас давайте избежим секретности! Какое-то это имеет значение теперь!
Я начинал сердиться, хотя и понимал его состояние.
— Послушайте, Робертсон, я действительно ничего толком не знаю. Запросите ЦУП, там вам все пояснят!
— Если бы у меня была связь с Землей, я бы вас не спрашивал! — нервно произнес Робертсон.
— Черт, я не думал что все настолько плохо, — только и смог сказать я.
— Именно поэтому я вас и спросил. Может быть, ваш спутник имел какое-то побочное действие?
— Простите, Робертсон, я действительно ничего не знаю.
Зацепив Осаку, я протиснулся в шлюз. Японец словно мумия застыл напротив меня. Похоже, внутри что-то случилось с освещением. Свет исходил только от моего фонаря, но даже его хватило, чтобы увидеть сквозь стекло шлема, что лицо Осаки искажено болью.
— Вам плохо?
— Она вылилась из него бурным потоком, и тут же капли превратились в тысячи маленьких рубинов. Это было красиво и ужасно одновременно…, — тяжело дыша, ответил Осака и закрыл глаза.
— Он не может пережить смерть Грина, — пояснил Робертсон. — Так, давление уравнялось, можете открывать люк.