Произошло это и на сей раз: не смог уснуть до самого светла, когда на небо вскарабкалось чистое, словно только что умытое солнце, улыбнулось ободряюще. Зорге сунул в рот пустую трубку (он чередовал сигары, трубку и сигареты), пососал ее немного, затягиваясь холодным горьким духом, и решительно сбросил ноги с постели на пол. Поскольку уже пришла домработница — птица очень ранняя, то скоро Зорге забрался в бочку с теплой водой, а потом, наскоро позавтракав, сел в машину, разогрел мотор и покатил в посольство.
Первый человек, которого Зорге увидел в посольском коридоре, был… нет, этого быть не может! Зорге неверяще протер глаза, с сомнением качнул головой — не мог прийти в себя от крайнего удивления… Это был Эйген Отт.
Наряжен Отт был в новенький полковничий мундир с витыми погонами на плечах, сработанными из чистого серебра.
— Не верю, — проговорил Зорге, улыбнулся широко, — глазам своим не верю!
— Я это, я, Рихард, — сказал Отт. — Мы с Хельмой вернулись в Токио. Я получил новое назначение.
— Какое же, если не секрет?
— Военный атташе посольства, — с гордостью сообщил Отт.
— Поздравляю, — Рихард с протянутой рукой шагнул к нему, — для меня это очень приятная новость. — Зорге хотел обойтись одним рукопожатием, но Отт потянулся к нему — обнял, обхватил за плечи.
Рихард ответил на объятие, похлопал Отта рукой по спине, ощутил сильный запах одеколона, исходящий от полковника — видать, Хельма вылила на мужа целый душ сладких запахов, — похлопал еще раз.
— Несколько дней мне понадобится на обустройство, — сказал Отт, — а потом мы с Хельмой пригласим тебя на новоселье. Придешь?
— А как же, — произнес Зорге почти автоматически, вспомнил про ночные визиты Хельмы к нему, вспомнил жар, исходивший от ее тела, и по лицу Рихарда пробежала едва приметная тень. — Обязательно приду!
Отт улыбнулся неожиданно торжествующе, приятельски хлопнул Рихарда по плечу и ушел, гордо задрав тяжелый волевой подбородок. Зорге тоже улыбнулся: а ведь он не промахнулся, сделал точный выбор, пойдя на сближение с семьей Отт — Бодевиг — быть приятелем военного атташе для каждого разведчика очень много значит…
Понятный сюрприз ожидал его и при просмотре свежих газет, прибывших из Германии: были опубликованы две его статьи, посвященные Японии и Дальнему Востоку, обе вышли несокращенными, хотя издатели всех газет мира — исключений нет — жалуются на нехватку места на полосах и материалы рубят совершенно нещадно. Рихарда эта напасть обошла. Действительно, очень приятный сюрприз.
Подарок на новоселье Зорге сделал дорогой: преподнес супругам статуэтку, отлитую из тяжелой старой бронзы, литье было очень тонким, с пластичными, какими-то неземными линиями и выразительными формами, рассчитанными на долгое любование этим произведением искусства, статуэтка буквально привораживала к себе, заставляла смотреть и смотреть на нее, и взгляд от этого нисколько не уставал.
Хотя часто — и это присуще европейским работам, — взгляд обычно быстро замыливается, и на прекрасные формы какого-нибудь чугунного испанского или итальянского изображения смотреть долго не хочется.
Это была статуэтка древнего повелителя охоты, который вместе со своим приятелем и двумя собаками решил отметить очередную победу в китайских лесах: завалили гигантского марала…
Отт, приняв статуэтку, несколько минут молчал, потом поцеловал ее и восхищенно поцокал языком.
— Спасибо, Рихард. Этот подарок — самый дорогой из всех, что я получал в последние годы. В китайской миниатюрной скульптуре я кое-что смыслю, поверь мне.
Рихард учтиво наклонил голову, подумал, что Отт немало времени провел в Маньчжоу-Го, воевал там, был советником командира артиллерийского полка, испытывал в деле крупповские пушки — из Маньчжоу-Го через любую щель, даже очень малую, можно было легко протиснуться в Китай… Но чтобы Отт был специалистом по китайскому литью — этого Зорге не обнаружил даже в секретных сведениях, посвященных Отту, которые ему прислали из Москвы.
— Я тоже занимался Китаем, Эйген, — сказал он, — более того — проработал там несколько лет… Это были очень интересные годы.
— Китай был лучшим полигоном для испытания нашей техники, — сделал обычное для себя признание Отт.
Рихард знал это не хуже Отта, но признание полковника оценил. Более того — уловил некий добрый знак: в будущем полковник может оказаться очень ценным информатором.