— Все равно кто-нибудь нашел бы нефть.
— Кто-нибудь! А я верил в свое чудо, и так свершилось. Понял?
— Вот ты, Тимофей Емельянович, сорок лет около горна стоишь, а ведь ни разу не случилось такое, чтобы ты начал ковать железо, а оно вдруг в золото превратилось?
— Со мной не случалось. А раньше в соседней деревне было такое чудо с одним кузнецом. Разбогател мужик. Потом сослали в Нарым. Правда, болтали, что он ухлопал одного купца.
— Это, пожалуй, вернее…
Туча, как огромный коршун, распростерла крылья над землей и приближалась к нам. Дальние леса затуманились: там шел дождь.
— Пожалуй, пора уходить, — сказал старик, сел на велосипед и уехал. Я тоже отправился домой.
Пока добрался до деревни, туча свалилась за дальние леса и на небе снова заиграло солнце. Я завернул на пасеку. Вокруг одного улья, куда я посадил отводок, жужжали пчелы. Это были воровки. Хозяйки выставили около летка сильную охрану. Воровки, старые пчелы с черными, блестящими спинами, упорно пробивались сквозь заставку в чужой улей. Шла рукопашная схватка. Кто кого? Прилетная доска и земля под ней — все было усыпано мертвыми пчелами. Обороняющиеся хватались челюстями за крылья своих противников и тащили их подальше от летка. Некоторые сходились один на один, вонзали друг в друга жала и корчились, умирая. Охрана не успевала отражать атаку врага, численность которого росла с каждой минутой. Когда стража была перебита, воровки стали беспрепятственно уносить чужой мед. Я знал, что все это может кончиться плохо. Разграбив один улей, они примутся за второй, потом за третий. Я сократил леток и начал опудривать воровок зубным порошком. Выбеленные с ног до головы, они тяжело поднимались в воздух и скрывались за садом. Грабители были с чужой пасеки.
Вечером, когда на землю стали опускаться сумерки и на пасеке все успокоилось, ко мне пришел Тимофей Емельянович. Сели на скамейку под кленом, закурили. Он недавно завел пчел и любил поговорить о них.
— Вот мы давеча спорили о чудесах. А мне прочитала внучка, что бывают белые волки. Отчего бы это, а?
Я объяснил, как мог.
— Ну, а белые пчелы, например?
— А что?
— Да, видишь ли, у меня пчелы вдруг поседели.
Я улыбнулся.
— Не может быть!
— Честное слово. Вот тебе и чудеса! Факт налицо. — Старик Небогатов торжествовал. — Что ты на это скажешь?
Я сделал вид, что задумался.
— И здорово поседели?
— Здорово. Лезут к своим, а те выгоняют.
— Может быть, это какие-нибудь мухи?
— Пчелы, — утвердительно кивает он головой и тут замечает, что мои ладони тоже белые, как будто мукой посыпаны, и на брюках пятна, и на ботинках. Затем он остановил взгляд на синем улье: прилетная доска — в зубном порошке. Он понял все, и я облегченно вздохнул.
— Так. Значит, это твоя работа. Ты выбелил пчелок.
Он ухмыльнулся, покачал головой.
— Вот старый дурак! Чудеса оказались в решете.
— Видимо, так…
Я набрал пригоршню мертвых пчел и показал ему.
— Твои напали и видишь, что наделали? Я опудрил воровок, чтобы узнать, чьи они. А сколько меду унесли!
— Я отдам тебе мед.
— Не надо, — протестую я.
— Что же делать?
— За мелкую кражу посади их на сутки — двое в темный прохладный зимовник. Одумаются и перестанут шастать по чужим ульям. А я на днях перекочую на фацелию.
Он согласился.
— Ну, а как же с чудесами? — спрашиваю я, не скрывая улыбки.
Он махнул рукой, встал, схватился за поясницу:
— Ловко ты меня подсек. Да, брат, старость одолевает. И никакие чудеса не помогут.
Тимофей Емельянович устало побрел домой.
СИНИЦЫ
Был конец октября — пора увядания природы, пора, когда в сердце закрадывается легкая грусть. И в это время хочется пройти еще раз по желтеющим полям и лугам, заглянуть в лес, постоять на берегу озера и послушать, о чем шепчет камыш.
Осенью в знакомом лесу особенно заметны все малейшие перемены. Березы, сбросив на землю свои яркие сарафаны, дрожат от холода и задумчиво смотрят на горы золотой, теперь уже не нужной им листвы. А когда в синем дымчатом небе появляются фаланги диких гусей, улетающих в чужие страны, то березы вдогонку машут им обнаженными верхушками, прощаются надолго.
Идешь по знакомой тропинке и невольно удивляешься лесной прозрачности. Летом здесь было столько тени, буйной зелени, такие густые, непролазные заросли. А сейчас как будто кто-то прошел с топором и не стало былой красоты. Кто-то, усердно работая, перестарался.