— А мне нравится машина дяди Маркуса! — откликнулся Чарли, заерзав на заднем сиденье.
— Спасибо, малыш! — ответил тот, подмигивая мальчику.
— Чарли! Пристегни ремень и прекрати елозить, — приказал Джонатан. Затем, повернувшись к другу, он спросил: — Ты был в ресторане сегодня днем?
— Э-э... Мы же сегодня закрыты, разве нет?
— Но ты хотя бы взял на себя доставку уток?
— Каких еще уток?
— Утиных ножек с рукколой, что поставляет нам Боб Вудмарк по пятницам!
— А! А я-то думал, про что такое я забыл!
— Чертов осел! — рассердился Джонатан. — Как можно было забыть то единственное, что я попросил тебя сделать?
— И чего так все драматизировать... — проворчал Маркус.
— Ах вот как! Пусть Вудмарк и невыносим, но его фирма поставляет нам наши лучшие продукты. Если ты его прокатил, он рассердится и больше не захочет иметь с нами дело. Сделай крюк через ресторан: бьюсь об заклад, что он оставил свой груз на заднем дворе.
— Я смогу посмотреть сам, — уверил его Маркус. — А сначала я отвезу вас до...
— Нет! — перебил его Джонатан. — Ты несчастный бездельник, на которого невозможно положиться, так что я возьму все в свои руки.
— Но малыш же уже никакой!
— Нет, нет! — обрадовался Чарли. — Я хочу поехать в ресторан, я тоже!
— То есть решено, — отрезал Джонатан. — Поверни на Третью улицу, — приказал он, вытирая рукавом конденсат на лобовом стекле.
Но старая «Рено 4» не любила сворачивать со своего маршрута. Ее узких шин не хватало для хорошего сцепления, и внезапное изменение направления движения чуть не спровоцировало аварию.
— Ты же совсем не можешь контролировать это свое безобразие! — взревел Джонатан. — Блин, ты убьешь нас!
— Я делаю, что могу! — заверил его Маркус, выворачивая руль под звуки раздраженных клаксонов.
Лишь поднявшись по Кирни-стрит, драндулет обрел подобие стабильности.
— Ты в таком состоянии потому, что увидел мою сестру? — спросил Маркус после долгого молчания.
— Франческа всего лишь твоя сводная сестра, — поправил его Джонатан.
— Как там она?
Джонатан посмотрел на него с враждебностью.
— Если ты думаешь, что мы болтали...
Маркус знал, что эта тема болезненна для его друга, и не стал настаивать. Он сосредоточился на вождении, и вскоре они достигли Коламбус-авеню, где он припарковал свою «крошку» перед пивной «Френч Тач» на углу Юнион-стрит и Стоктон-стрит.
Как Джонатан и думал, Боб Вудмарк оставил свой груз на заднем дворе ресторана. Двое мужчин тут же подхватили ящики и поместили их в холодильную камеру, а потом пошли проверить, все ли в порядке в главном зале.
«Френч Тач» представлял собой кусок шестиугольника в центре Норт-Бич, итальянского квартала Сан-Франциско. Небольшое, но очень приятное, это место воспроизводило интерьер французского бистро 30-х годов: деревянные панели, лепнина, мозаичные полы, огромные зеркала в стиле «бель эпок», старые афиши Жозефины Бейкер, Мориса Шевалье и Мистенгетт. Заведение предлагало традиционные блюда французской кухни, неприхотливые и лишенные каких-либо претензий. На доске, висевшей на стене, можно было прочитать: «Пирог из улиток с медом, филе утки с апельсинами, торт Тро-пезьен...»
— А можно мне мороженое, папа? — спросил Чарли, усаживаясь перед оцинкованной стойкой, шедшей вдоль всего зала.
— Нет, дорогой. Ты его уже съел несколько кило в самолете. И потом, уже очень поздно, и тебе давно пора быть в постели.
— Но ведь праздники...
— Ну Джон, будь добряком! — попросил Маркус.
— О нет, еще и ты теперь!
— Но это же Рождество!
— Два мелких зануды! — не смог удержаться от улыбки Джонатан.
Он занял место в углу ресторана, за прилавком открытой кухни, которая позволяла гостям принять участие в приготовлении пищи.
— Что сделало бы тебя счастливым? — спросил он у сына.
— «Белая Дама»! — в восторге закричал малыш.
«Повар» с ловкостью сломал несколько плиток
темного шоколада, размельчил их в небольшой миске, которую потом поставил растапливаться в водяной бане.
— А тебя? — спросил он Маркуса.
— Можно было бы открыть бутылочку вина...
— Если хочешь.
Широкая улыбка озарила лицо Маркуса. Он с энтузиазмом направился в свое любимое место: в подвал ресторана.
В это время под жадными взглядами Чарли Джонатан положил в чашку два шарика ванильного мороженого, добавив к нему безе. Как только шоколад расплавился, он добавил в него ложку сливок, потом полил горячим шоколадом мороженое и покрыл все это взбитыми сливками, а сверху еще посыпал поджаренным миндалем.
— Наслаждайтесь! — сказал он, втыкая небольшой бумажный зонтик в купол из крема.
Отец и сын устроились за столом, прижавшись друг к другу на мягком диване. Чарли, с блеском в глазах, вооружился длинной ложкой и начал дегустацию.
— Посмотрите на это чудо! — воскликнул Маркус, возвращаясь из погреба.
— «Screaming Eagle» 41997 года! Ты что, сошел с ума? Эти бутылки у нас только для гостей! — возмутился Джонатан.
— Давай! Это будет мой рождественский подарок, — уговаривал его Маркус.
После чисто формального сопротивления Джонатан все же согласился открыть дорогое вино. В любом случае это было лучше, чем если бы Маркус пошел выпить куда-нибудь в другой ресторан. Так, по крайней мере, можно было за ним следить. В противном случае канадец мог бы начать турне по барам, а когда он находился под воздействием алкоголя, немедленно что-то случалось и стихийные бедствия происходили одно за другим. Бывало, что собутыльники пользовались добротой и доверчивостью Маркуса, чтобы обыграть его в покер и заставить подписать расписки по фантастическим долгам, которые Джонатану потом приходилось как-то урегулировать.
— Полюбуйся цветом этого нектара! — восхитился Маркус, переливая вино в графин.
Маркус, внебрачный ребенок отца Франчески и кантри-певицы из Квебека, после смерти своего отца, богатого нью-йоркского бизнесмена, не получил ни сантима. Его мать умерла недавно, и он продолжал поддерживать отношения с Франческой. Оставшись без гроша в кармане, он жил в полной беззаботности, безразличный к своей внешности, не обращая внимания на правила этикета и законы жизни в обществе. Он спал по двенадцать часов в день, иногда помогая в ресторане. Но жизненные стрессы и график работы, казалось, его совершенно не трогали. Не от мира сего, в равной степени наивный и милый, он был трогательным, хотя последствия его безответственности часто выглядели весьма утомительными для того, кто привык управлять своей повседневной жизнью.
Пока Джонатан находился в браке, он видел в Маркусе лишь придурка, с которым у него не может быть ничего общего. Но когда Франческа от него ушла, ее брат оказался единственным, кто его поддержал. В то время, несмотря на то что у него был Чарли, Джонатан соскользнул в черную дыру депрессии. Праздный и беспомощный, он впал в печаль и стал слишком часто посещать господ Джека Дэниелса и Джонни Уокера 5.
К счастью, чудесным образом Маркус смог оставить свою лень и первый раз в жизни взял дело в свои руки. Он заприметил старый итальянский ресторанчик, который как раз менял собственника, и смог убедить новых покупателей превратить его во французское бистро, доверив печи своему зятю. Эта инициатива позволила Джонатану восстановиться. Но, едва почувствовав, что друг спасен, Маркус вновь погрузился в обычную заторможенность.
— Твое здоровье! — крикнул он, протягивая Джонатану бокал вина.
— То есть это у нас Рождество, наступившее раньше срока, — заключил Джонатан, включая радио в стиле ар-деко, которое он разыскал на блошином рынке в Пасадене.
Он настроил радио на рок-станцию, транслировавшую живую версию песни «Зажги мой огонь».
— Ах! Как хорошо! — воскликнул Маркус, откидываясь на спинку дивана, и было непонятно, говорит он о вине или о музыке группы «Дорз».