— Ты припозднилась, хотя с работы ушла ещё до обеда.
Мирослава несколько раз вздохнула, пытаясь успокоить подскочившее, но уже не от страха, сердце, и попыталась ровно ответить:
— Была в библиотеке. А ты заглядывал на мою работу?
Мстислав кивнул. Он с жадностью разглядывал её, вынуждая Мирославу через раз дышать. Она боялась, что он снова уйдёт, поэтому не знала, что сказать.
В конце концов, решила остановиться на самом логичном варианте и спросила:
— Зайдёшь?
Он кивнул, пропуская её вперёд.
Внутри Мирославе сразу стало неловко от немного затхлого воздуха, пыли и неуютности, которая отпечатывалась на каждой полке, в каждом угле и книге. Хотя бы постель была застелена. Подойдя к столу, она достала рукопись отца и бережно выложила её в закрывающийся ящик тумбочки, затем открыла форточку, вдыхая запах мокрой травы, и только потом развернулась к нежданному, но очень желанному гостю.
Мстислав выглядел в узком проходе между стеной и шкафом неправильно. Он вообще смотрелся в этой крохотной тёмной комнате неправильно и неуместно. Мирослава ощутила нелепый стыд за такую погоду в столице, за своё жилище и за то, что сама она выглядела среди этого всего более уместной, чем ей бы хотелось.
— Хочешь чаю? — спохватилась она и, не дождавшись ответа, включила конфорку. — Кухня здесь общая, но у меня есть своя маленькая.
Она проверила воду в чайнике и решила, что им её хватит. Даже если бы это было не так, Мирослава ни за что бы не стала протискиваться мимо мужчины, чтобы выйти в коридор и отправиться на кухню.
Пока она что-то щебетала, Мстислав разглядывал комнату и саму Мстиславу очень пристально.
Заметив его интерес, она прислонилась к столу, обхватила себя руками и понимающе протянула:
— Знаю, о чём ты думаешь. Здесь ужасно…
— Здесь одиноко, — спокойно произнёс он.
Мирослава неловко хмыкнула и пожала плечами.
— До того, как приехать к вам, я этого даже не замечала… Но да, ты прав. Здесь холодно и одиноко.
— Мне казалось, что ты тоже не чувствуешь изменений в погоде?
— Практически, — подтвердила она, затем прямо взглянула в тёмные глаза мужчины. — Но холодно бывает не только снаружи.
Вяземский просто продолжал смотреть на неё. Изучающе. Цепко. Душераздирающе.
Такое внимание подхлёстывало внутри Мирославы сильное чувство, которому она пока не решалась давать названия.
— Я совсем тебя не знаю, — в полувопросительно-полуутвердительном тоне сказал он. В его голосе было спокойствие и такая покорность, словно всё зависело от ответа Мирославы — он бы принял любой.
— Ты так считаешь? — облизнула она сухие губы.
Он лишь отрицательно покачал головой. Мирослава только сейчас заметила, что под его привычным пыльником была невероятно щегольская белая рубашка, а вместо обычных штанов брюки со стрелочками. Его темно-рыжие волосы слегка завивались на кончиках, а борода была короткая и аккуратно подстриженная. В таком виде Мстислава она ещё не видела. Этот образ словно подчеркнул всё необузданное, что он хранил в себе, и это вызвало горячее волнение в её душе. Она с трудом отвела взгляд на голую стену напротив кровати, чтобы собраться с мыслями и ответить.
— Я так не думаю, — честно сказала она. — Когда я была там с тобой, то чувствовала себя не так, как обычно здесь. Но моё обычное состояние здесь было далеко от нормального. Там мне удалось прислушаться к себе и понять, чего я хочу. У вас вечно так шумно, но когда наступает вечерняя тишина, то помимо саранчи, поёт ещё и сердце. И когда я прислушалась к нему, то оказалось, что раньше я никогда не слышала его голоса.
Мирослава смутилась своей сентиментальности и замолкла. Одно дело говорить о таких вещах в селе, а совсем другое здесь, в комнате, где она даже не помнила, когда последний раз проливала хоть слезинку.
Но Мстислав смотрел на неё и ждал, выглядя при этом так располагающе и спокойно, что она почувствовала себя также, как всегда, себя с ним чувствовала — уверенно и безопасно.
— Всё, что я говорила тебе, до этого я не делила ни с кем другим, — продолжила она. — Поэтому справедливо будет сказать, что, пожалуй, ты, наоборот, знаешь меня лучше всех.
Он кивнул, словно так и думал, но затем криво усмехнулся.
— Но понимает тебя лучше всех Линнель.
Мирослава удивлённо вскинула бровь, не понимая, к чему он это сказал, но не стала уточнять, а просто задумалась об этом, чтобы почти сразу засмеяться и утвердительно кивнуть.