— Я опасаюсь только одного,— поделился с Аврелием своими соображениями король,— чтобы нынешней осенью не пришлось говорить о том, что северная ветвь рода Мабиданов пресеклась навсегда.
К вечеру характер растительности стал меняться: клены, осина, ольха, ива, дуб и ясень постепенно отступали, оставаясь внизу, а сосна и ель, занимали все больше места. Жимолость и крушина уходили, а можжевельник поднимал кривые колючие руки, и бересклет шевелил мелкими, опушенными волосками, кожистыми листьями.
Ночевали на этот раз и вовсе на природе — у ручья под скалой в небольшом гроте. В ответ на вопрос, нет ли здесь входа в холмы, Майлдаф отрицательно помотал головой.
— Здесь живут только маленькие лесные брауни, а паков нет уже очень давно. Некогда эти леса — до самых вересковых болот — были их землей. Теперь здесь нет никого, кроме мелкой безвредной нежити. Кстати, король, как ты хочешь идти дальше? К найденному драконьему следу или прямо на долину, где паки жгут по осени костры?
Конан уже думал об этом. Зачем было ему смотреть на драконьи следы, когда самого ящера там уже давно не было? Им нужен был вход под землю, а близ долины таковой непременно должен был отыскаться.
— Веди к долине, — велел он горцу.
— К долине так к долине,— пожал плечами тот.— Но тогда нам придется забрать к северу, а это лишних полдня дороги через лес.
— Пускай,- ответил Конан.— Это мне нравится больше, чем тащиться по лугам под ярким солнцем.
Начиналась третья ночь их пути от замка. Леса подходили к концу. Сосны измельчали, ель пропала вовсе, болотистые низинки исчезли, и только береза и рябина сопровождали теперь путников в их восхождении.
Они решили уже обосноваться на ночлег на широкой поляне, как вдруг, пожалуй, впервые за два дня пути, заговорил Кулан:
— Я чувствую, что с севера тянет дымом. Там костер.
Все, словно собаки, усердно принялись нюхать воздух, но так ничего и не уловили.
— Тебе показалось, Кулан,— осторожно, чтобы не обидеть юношу, сказал Аврелий.
— Нет, я чувствую запах явственно,— упорствовал молодой колдун.
— У меня нет оснований не доверять чутью пикта в лесу,— прекратил споры Конан.— Кулан и я пойдем на дым, а вы пока ждите нас.
И король с приемным сыном Коннахта углубились в лес.
Поначалу Конан действительно ничего не ощущал, но Кулан шел уверенно, и вот порыв ветра и вправду донес до короля слабую струйку горького дыма: где-то горели березовые дрова.
«У парня и впрямь чутье собаки,— подумал киммериец.— Если он сумеет такое под землей, паки нам не страшны. Он по запаху обнаружит их за десять полетов стрелы».
Двигались Конан и Кулан не производя ни малейшего шума. Над лесом стояла половина луны, заливая светом опушку. Впереди виднелся невысокий холм, на склоне которого росла одинокая рябина. Между холмами и лесом, ближе к опушке, ярдах в тридцати от нее, в ямке, обложенной камнями, теплился костерок. Вокруг огня сидели трое горцев и еще двое в дорожных плащах — походной одежде аквилонцев.
— Эти люди тебе никого не напоминают? — шепнул юноше Конан.
— Да, господин, — так же тихо ответил Кулан.— Это Септимий и Юний, а с ними их слуги.
Огонь еле слышно потрескивал в углублении, обложенном камнями — обломками былых могучих скал. Со стороны леса наползал холодный густой туман. Прибывающая луна призрачным светом заливала начинающиеся здесь луга и уходящие ввысь горы. Все было видно как днем, только в распадках было темно. Ночь близилась к середине.
Вторую неделю Септимий и Юний в сопровождении троих горцев — своих слуг и проводника — обшаривали предгорья в поисках следов седой древности, но так ничего и не нашли. То ли проводник трусил и намеренно не желал подходить к пещерам, где, по поверьям, обитали паки, то ли им просто не везло, но, кроме двух драконьих следов в русле пересохшего ручья и двух чуть дальше на холме, им ничего не удалось обнаружить.
Следы, конечно, впечатляли: трехпалые, с огромными когтями длиной почти в четыре локтя. Благодарение Митре, дожди с тех пор пролиться не успели, а сырая земля в вывороченном дерне еще не успела высохнуть совсем и рассыпаться, так что рельефный рисунок кожи гигантской рептилии не оставлял никаких сомнений: это не подделка, не мальчишеское баловство. Это след огромного змея, притом крылатого,
поскольку на расстоянии девяти локтей по обе стороны следа трава была примята, словно кто-то решил подмести ее большой широкой метлой или протащил по ней кусок материи или кожи. Собственно, это и была кожа: дракон волочил по траве свои длинные крылья. Но он улетел, и только трава, холмы и камни знали, что произошло здесь сотни лет назад и что скрывается ныне.