Все внутри у Джорона отчаянно кричало. Здесь хижины и дома стояли близко друг к другу и закрывали свет Глаза Скирит, когда они шли между ними по улицам. Ему вдруг показалось, что его снова засунули в ящик, и стало трудно дышать. Джорон почувствовал, что его охватывает паника. Разум Джорона вступил на темную тропу: он представил Динила, сброшенного за борт и тонущего, и множество морских зверей с зубами и щупальцами и…
Джорон почувствовал, как ему на плечо легла рука.
– Успокойся, Зовущий, успокойся. Боль скоро пройдет. Просто дыши ради старой Гаррийи, дыши.
И Джорон дышал, полностью сосредоточившись на вдохах и выдохах. Постепенно его мысли стали приходить в порядок, он начал обращать внимание на камни и здания, на тени, которые они отбрасывали в свете Глаза Скирит, – и сказал себе, что его несут люди и никто не засовывал в ящик. Сказал себе, что ком в горле вовсе не из-за гарроты – причина тому горе. Когда Джорон еще немного успокоился, он заметил кое-что на этом унылом черном острове – он не пел для него, как другие.
Тишина.
Джорон только сейчас понял, что в его сознании никогда не царила тишина. Там всегда присутствовала песня, а с тех пор, как он встретил ветрогона, она становилась громче, когда тот оказывался рядом, и его песня звучала контрапунктом к множеству других мелодий в голове Джорона. Теперь же возникло ощущение, будто огромная рука сжала постоянно вибрировавшие струны у него внутри. Тишина была темной и подавляющей, подобно тени, как если бы он проснулся в ящике, лишенный голоса, словно его держали невидимые руки и могущественные наркотики, пока ему отрезали ногу. Джорон почувствовал, что в нем снова поднимается паника.
Холодная белая рука на его теплой смуглой коже… И он услышал у себя внутри песню, совсем тихую, всего лишь шепот великих мелодий, которые там жили всегда, но ему хватило.
– Будь спокоен, Зовущий, – сказала Гаррийя. – Этот мертвый остров давит на каждого из нас.
И он постарался дышать и слушать тихую песню собственной крови и тела. Гаррийя продолжала держать его руку до самого конца короткого пути до Жилища Старухи. Это место также было источником ужаса, ведь именно там ему давали снадобья, подавлявшие разум, и он едва не оказался среди тех, кого потом отправляли умирать на темные корабли.
– Будь спокоен, Зовущий. Будь спокоен, – повторяла Гаррийя.
Довольно скоро его принесли в небольшую комнату внутри Жилища Старухи. Жрица, которая их сопровождала, была дарном, довольно молодая, и, хотя она настаивала, что должна «осмотреть раны супруга корабля», от нее удалось быстро избавиться, упомянув имя Тиннер. Однако Гаррийе, а также Мевансу и Фарис пришлось пойти на уступки и согласиться уйти. Первой комнату покинула Фарис – из двери она сразу повернула не в ту сторону, стараясь шагать как можно быстрее, и углубляясь все дальше внутрь здания, – за ней последовала Жрица Старухи.
– Хранительница палубы, – позвала ее Жрица Старухи. – Ты идешь не туда! Хранительница палубы!
Однако Фарис не обращала на нее внимания. Как только они скрылись из вида, Меванс улыбнулся Джорону.
– Пожалуй, я пойду, осмотрюсь, – сказал он и исчез, чтобы выяснить, что еще есть внутри.
– Пока их нет, я займусь твоими язвами на культе. – Гаррийя убрала тушку кивелли и повязку и принялась обрабатывать пораженные места. Он зашипел от боли, когда она нанесла на язвы мазь. – Если бы ты правильно ухаживал за ногой, Зовущий, у тебя бы ничего не болело, верно?
– Да, – кивнул он. – Я не стану с тобой спорить…
И тут его слова прервала такая острая боль, что ему пришлось прикусить губу, чтобы не закричать – Миас объяснила ему, что супруг корабля не должен кричать от боли.
В какой-то момент в комнату заглянула Жрица Старухи, но Гаррийя рявкнула на нее:
– Вон! Неужели ты не видишь, что я занимаюсь супругом корабля? Если хочешь быть полезной, принеси еды.
Когда она привела рану в порядок, а труп кивелли отправился на прежнее место, Гаррийя повернулась, придвинула стул и взяла хлеб из корзинки, которую принесла Жрица Старухи.
– А теперь подожди, супруг корабля, хорошо? Потом сможешь спланировать, что делать дальше.
– Да, – ответил Джорон, который еще не до конца пришел в себя после жуткой боли.