Он чувствовал, как движется его рот, но не слышал ни единого слова из тех, что выкрикивал в ящике без малейшего понимания. Он ощущал холод лезвия ножа Гаррийи у своей шеи и подумал, что видит какую-то часть правды, но она оставалась неосязаемой и терялась прежде, чем он успевал ее понять. Миас говорила об изменениях, и все же он никогда в них не верил, лишь следовал за ней. Но сейчас, здесь, когда стало слишком поздно, он услышал слова Матери и понял, что изменения необходимы.
Или то было лишь отчаяние обреченного?
Внутрь хлынул свет. Джорон еще не был к этому готов, он отвернул в сторону голову, не увидел улыбавшегося Меванса и решил не слушать, а потому не уловил крики радости Фарис и Анзир, которые также его увидели.
– Хранитель палубы! Тебя накачали лекарствами, хранитель палубы?
Что это – новая галлюцинация? Но у нее отсутствовали яркие цвета, не было извивавшихся следов ножа на кости. Он нашел слова и сумел произнести одно, несмотря на горящее горло, и, хотя собирался назвать имя стоявшего над ним человека, получилось совсем другое.
– Вода, – прохрипел Джорон.
– Конечно, хранитель палубы. – Меванс уже держал в руках воду, она ласкала губы Джорона, охлаждала горящее горло. Потом вода перестала течь. – Анзир, вытащи его из ящика.
Она так и сделала. Большие, сильные и нежные руки потянулись к нему и подняли из деревянного гроба, сначала перерезали веревки, что связывали его, а потом уложили на землю. Тут, когда кровь снова потекла по его жилам, ощущения и боль вернулись в его руки и ноги. Джорон не выдержал и застонал, словно это могло облегчить боль.
– Оседлай ее, – сказал Меванс, – оседлай боль, хранитель палубы, и слушай мой голос. – Он почувствовал, как Меванс взял его за руку, кожа его ладони затвердела, точно рог, от бесконечной работы с веревками. Джорон крепко сжал его ладонь, когда на него нахлынула новая волна боли. – Мы должны доставить тебя на борт «Дитя приливов», – сказал Меванс. – Анзир и Хастир тебя понесут. Если кто-то спросит, мы скажем, что ты перебрал анхира, так что веди себя соответственно, ладно?
– Я сказал тебе, – с трудом произнес Джорон, – чтобы ты вернулся на корабль.
– Да, – ответил Меванс, широко и невинно раскрыв глаза, – и мы возвращались, но когда проходили мимо, увидели девицу, похожую на разряженного петуха, которая положила тебя в ящик. И я сказал Фарис, что мы не можем такого допустить, верно, Фарис?
– Не можем, сказала я, хранитель палубы, – добавила Фарис.
– Ну ты же видишь, двум остальным, с учетом более низких званий, благослови их Мать, ничего не оставалось, как сделать то, что мы им сказали, верно? – Джорон закрыл глаза, собираясь с силами.
– Спасибо тебе, – сказал он. – Спасибо вам. – Он поднял руку. – Остальным…
– Ш-ш-ш, – прошептал Меванс, – это всего лишь наша работа, ты бы сделал то же самое. Но, боюсь, время не на нашей стороне, мы устроили здесь хаос, так что нужно поскорее уносить ноги. Ты сможешь идти, делая вид, что пьян?
– Остальные? – тихо спросил Джорон, и Меванс посмотрел ему в глаза. – Остальные ящики.
– Нас только четверо, хранитель палубы, – сказал Меванс. – Нам действительно нужно уходить.
Джорон кивнул, понимая, что Меванс прав, но ему становилось не по себе при мысли о других людях, заключенных в ящики, сложенные рядом с входом в Жилище Старухи.
Его маленькая команда проводила Джорона по улицам Бернсхъюма, постоянно извиняясь перед прохожими за пьяного друга. Единственная странность, на которую обратил внимание Джорон, произошла в тот момент, когда они поднялись на палубу «Дитя приливов», – он заметил, что Фарис, Анзир и Хастир на мгновение остановились, поддерживая его, словно хотели, чтобы первым вернулся на корабль Меванс, и Джорон так и не понял, в чем причина.
22
Снова в море
Джорона разбудило знакомое покачивание гамака и корабля под ним, горький запах гниющих костей и слегка неприятный аромат воды в трюме, а также знакомый дискомфорт, который помог ему избавиться от кошмаров, что преследовали его во сне: тесные места и лишь вонь собственного тела в качестве компании. Но здесь он ощущал запахи множества других тел, но более всего – моря, его спутника в течение большей части жизни.
Неизменно обладавшая шестым чувством – она всегда знала, когда лучше всего появиться, – дверь его каюты распахнула Миас.