“Стой!” - Стой! - рявкнул Цай Линь, когда капрал начал разворачивать лошадь, и Ваэлин увидел, как покраснело лицо человека, застывшего в седле. “Вызов брошен, но ответа на него нет”, - продолжала Цай Линь. “Отвечайте, капрал”.
Солдаты по обе стороны от Вэя начали отводить своих лошадей, когда неоднократные взгляды на их капитана с каменным лицом дали понять, что он не намерен вмешиваться. Вэй еще мгновение посидел в седле, покрасневшее лицо дрожало, пока он не издал гортанный рык и не спешился. “Тогда ладно, щенок. Ты хочешь взбучки, я буду рад услужить.”
Он начал снимать доспехи, развязывая завязки на нагруднике и отбрасывая его в сторону, в то время как Цай Линь слез с лошади и сделал то же самое, хотя и с заметно меньшим волнением. Вскоре они стояли лицом к лицу с обнаженной грудью, Красные Скауты образовали вокруг них свободный круг. Ваэлин увидел, как Эллизе склонила голову в знак признательности при виде мускулистого торса Цай Линя, худощавого и отточенного, контрастирующего с широким коренастым телом его противника. На теле Дай Ло также не было никаких шрамов, в то время как на теле капрала их было много.
“Он не собирается вмешиваться”, - сказал Вэй, кивнув головой в сторону Шо Цая. “Ты знаешь это, верно, щенок?”
“Да”, - ответила Цай Линь. “За что я приношу свои извинения”. В его тоне не было насмешки, лишь слабое выражение искреннего сожаления.
Ваэлин вспомнил частицу мудрости мастера Соллиса на тренировочной площадке: Только дурак ввязывается в драку, которую он не может закончить. Цай Линь, как он уже хорошо знал, был далеко не дураком.
Вэй рассмеялся, повернувшись к своим товарищам и подмигнув, прежде чем резко опустить голову и броситься на Цай Линя, его правый кулак нанес удар в челюсть молодого человека. Это был стандартный трюк опытного драчуна, отвлекающий маневр в ожидании продолжительных угроз и подшучиваний перед началом настоящей драки. Однако выяснилось, что Цай Линь не была ни легко отвлекаемой, ни скандалисткой.
Его левая рука взметнулась размытым пятном, блокируя удар капрала. Правая рука Цай Линя взметнулась вперед, двигаясь слишком быстро, чтобы за ней было легко уследить, прежде чем он отступил назад, пригибаясь под неуклюжим ударом левой, который отправил Вэя в неопрятное вращение, из его носа, который теперь сидел под кривым углом на его массивном лице, потекла кровь. Цай Линь отвернулся и начал облачаться в доспехи, в то время как капрал шатался, с его изуродованных губ стекала покрасневшая слюна, когда они пытались произнести слова. К тому времени, когда он упал, ударившись лицом о плотно утрамбованную землю, отчего его лицо содрогнулось, Цай Линь уже застегнул свой нагрудник.
“Посадите его на лошадь”, - сказал он наблюдавшим солдатам, направляясь к своему скакуну. “Он проснется к ночи. Следующий человек, нарушивший строй без приказа, не получит такого снисхождения.”
Забравшись в седло, он взялся за поводья, затем остановился, чтобы оглядеть кучку нищих, все еще стоявших на обочине дороги, их гнев теперь сменился простым недоумением. “Кроме того, - продолжила Цай Линь, - каждый возьмет половину своего рациона и поделится им с этими людьми. Я думаю, что вам всем было бы полезно провести день или два с урчащим животом”.
Лица солдат потемнели при этих словах, но никто не повысил голоса в знак недовольства, пока они выполняли свои приказы, Ваэлин уловил несколько бормотаний, произнесенных тоном скорее обиженного благоговения, чем гнева. “Храм Копий, говорю тебе”, - услышал он, как кто-то пробормотал своему товарищу, когда они втаскивали неподвижное тело Вэя на спину его лошади. “Совсем как его отец”.
CХАПТЕР SДЕВЯТНАДЦАТЫЙ
Солнце скрылось за городом-крепостью Кешин-Кхо, когда он появился в поле зрения, сделав его похожим на помятый конический шлем какого-то давно исчезнувшего гиганта. Он располагался на пересечении водного пути, известного как Великий Северный канал, и текущей на юг реки, носящей неучтивое название Черная вена. Как и Мин-Тран, за стенами города не было никаких зданий. Когда отряд подошел ближе, Ваэлин смог разглядеть еще две стены внутри внешнего барьера, каждая из которых была построена на более высоком уровне, чем предыдущая. Городские улицы становились все гуще по мере того, как они поднимались к вершине, над которой возвышалась стройная башня, казавшаяся тонкой, как игла, в лучах заходящего солнца. Она была выше даже тех башен, которые он видел в Музан-Хи.