Закон, ответил он, затем поморщился, когда ответ песни превзошел его собственный.
Гнев, сказало оно ему, вызывая мертвое лицо Дарены, холод ее лба, прижатого к его. Правда ранила его, заставив вскрикнуть. Он провел годы, преследуя преступников и всех остальных, кто вызывал его гнев, убивая там, где мог, и щадя только там, где должен был. Не ради королевы, не ради Пределов, просто чтобы утолить свою собственную ярость.
Песня становилась все громче, и все больше воспоминаний прорывалось наружу, сливаясь друг с другом в устрашающий коллаж образов и чувств. В этом водовороте была радость, короткие вспышки света среди красного и черного всего этого.
Почему? - спросил он, когда Рива поднялся из бури, в ту первую ночь в лесу, когда она напала на него. Он снова наблюдал за их танцем, видя, как ее клинок рассекает воздух, в то время как он отказывался делать то, чего так хотели от него камбрелинские жрецы.
Руководство моей песни, - ответил он. И я был нужен ей.
Ответ на этот раз был менее болезненным, но столь же противоречивым: Ты был одинок.
Продолжалось, каждый его самообман был раскрыт и отвергнут. Некоторые были очевидными, мелким самообманом для защиты его гордости, другие разоблачали ложь, которая стала частью его, необходимой защитой для сохранения его рассудка. Боль расцвела, когда их вырвали, оставив его шататься в замешательстве.
Почему? это повторилось еще раз, вихрь замедлился, чтобы сформироваться в лице Шерин, одурманенном наркотиками, потерявшем сознание лице, которое было много лет назад, когда он передал ее в объятия Ам Лина.
Различные ответы промелькнули в его голове. У меня не было выбора. . . Олли нужно было остановить . . . Пророчество . . . Долг . . . Судьба . . . . Все ложь. Боль уменьшилась, когда он собрался с духом, чтобы дать правдивый ответ.
Страх, сказал он в песне о Нефритовой принцессе. Она никогда бы не знала мира со мной. Как бы далеко мы ни уехали, в каком бы уголке мира ни прятались, война всегда найдет меня, и со временем она возненавидит меня за это. Я боялся ее ненависти.
Затем боль отступила, оставив его шататься. Туман рассеялся, открыв последователей Темного Клинка, все еще захваченных песней Принцессы. Судя по пораженному выражению на каждом лице, эффект был универсальным. Вся их ложь исчезла, осталась только правда. Истина - враг веры. Она пришла не для того, чтобы петь ему. Она пришла, чтобы спеть им. Бог без почитателей - ничто.
Его взгляд метнулся к Кельбранду. Местра-Скелтир, упавший на колени под действием песни, теперь неуверенно поднялся на ноги. Его лицо было постоянно меняющейся маской черной ярости и беспримесного страха. Слюна текла с его губ, когда он что-то бормотал, рука потянулась к сабле на поясе.
“Нет!” Ваэлин двинулся вперед, затянувшееся замешательство заставило его споткнуться и упасть. Он собрался с силами и выпрямился, опустив голову, когда ринулся к Кельбранду. Но расстояние было слишком велико, а сабля Темного Клинка слишком быстра. Меч вылетел из ножен серебристым пятном, которое вспыхнуло красным, когда он перерезал горло Нефритовой принцессы, кровь алым потоком хлынула из раны, когда она рухнула.
Кельбранд стоял, глядя на это зрелище в явном шоке, не обращая внимания на выпад Ваэлина. При закрытии он замахнулся кулаком, целясь в висок, ошеломляющий удар, который отправит Штальхаста на землю, после чего Ваэлин заберет свою саблю и получит огромное удовлетворение, глубоко вогнав ее ему в живот.
Его кулак дрогнул и остановился менее чем в дюйме от виска Кельбранда, рука Ваэлина дернулась от удара, как будто он врезался в твердую стену. Он начал поднимать другую руку, но обнаружил, что она окоченела и не реагирует, а его ноги больше не могут упираться в землю. Это было ощущение, которое он испытывал раньше, еще в туннелях под Варинсхолдом и снова на арене в Воларе, когда Олли раскрыл свой дар. Это было связующее прикосновение Одаренного.