Ваэлина внезапно охватил гнев. Этот человек, которого он пощадил, этот бывший убийца и фанатик, оплакивающий своего потерянного бога. У него возникло желание повалить этого жалеющего себя дурака на землю. Как это часто бывало, гнев унес Ваэлина обратно на скалистую вершину холма в северной Воларии, ветер и дождь хлестали по его онемевшему телу, пока он держал Дарену, ее маленькое, безвольное тело в его руках. Она говорила о том, как сильно любит тебя, сказал Олли. Но больше всего она волновалась за ребенка, которого вы сделали вместе . . .
“Мой господин?”
Ваэлин моргнул, осознав, что Длинное Копье отступил на шаг с настороженным выражением лица. Ваэлин повернулся обратно к воротам, где другого разбойника тащили к петле, ноги его скребли по грязной земле, лицо стало детским из-за отчаянных рыданий. “Captain Nohlen!” Позвал Ваэлин.
“Мой господин?”
“Это занимает слишком много времени. Обезглавьте остальных и дело с концом. Я очень хочу убраться отсюда”.
◆ ◆ ◆
Он оставил Нохлена и половину Северной стражи в ущелье в качестве защиты от любых банд преступников, которые могли попытаться захватить шахту. По настоянию Квасцов Мореска согласились остаться, хотя большинство, казалось, не были склонны продолжать обрабатывать швы. Только половину золотой руды, добытой преступниками, можно было погрузить на мулов, которых они нашли в конюшнях. Ваэлин сказал Нохлену, что по возвращении в Северную башню он пришлет за остальными хорошо защищенный караван.
Перед отправлением он наблюдал, как Квасцов совещался с небольшой группой Мореска. Их было шестеро, четверо мужчин и две женщины, которые были самыми старыми душами, найденными среди освобожденных пленников. Они взялись за руки, образовав круг, в центре которого стоял на коленях Квасцов, опустив голову, и говорил на языке, которого Ваэлин не знал. Он был поражен печалью других мореска, каждое лицо было искажено печалью, на их щеках были видны слезы.
Когда Алум закончила говорить, одна из них, женщина ненамного старше остальных, подняла глаза и посмотрела на Ваэлина. Как и у Квасцов, ее брови были расчерчены серией точно расположенных шрамов, но у нее их было больше. Ваэлину показался неприятно прямым ее взгляд, обладающий пронизывающим свойством, которое, как он знал, позволяло многое увидеть. Слабый, жалобный отзвук чего-то потерянного шевельнулся в его сердце, когда женщина продолжала смотреть на него, заставляя задуматься, какую мелодию пела бы песнь крови в этот момент. С тех пор, как он утратил свой дар, прошло уже несколько лет, но были случаи, когда он остро ощущал его отсутствие, как старую рану, ноющую холодным утром. Были даже такие моменты, как этот, когда ему казалось, что он все еще слышит его, слабую мелодию, просто недосягаемую, мелодию, которая приносила понимание и уверенность, мелодию, которая спасала его больше раз, чем он мог сосчитать. Мелодия, затерянная в Запределье, напомнил он себе, снова напрягаясь, чтобы услышать ее, но не смог уловить ничего, кроме слабейшего отголоска, который, возможно, только что родился из его тоски. Но, песнь крови или нет, он каким-то образом все еще чувствовал дар этой женщины. Что она видит?
Словно услышав его невысказанный вопрос, женщина моргнула и перевела взгляд на Квасцов, тихо заговорив на их общем языке. Он был мелодичным, с почти музыкальной интонацией, из-за чего казалось, что она декламирует стихи. Когда она замолчала, она и другие Мореска разомкнули руки и повернулись спиной к Алуму, уходя, не проронив ни слова, в то время как он продолжал стоять на коленях на земле.
“Если бы ты мог, мой господин”.
Ваэлин посмотрел вниз со своего коня и увидел, что Длинное Копье протягивает ему кусок пергамента. “Имя нашего агента в Северной башне”, - объяснил охотник. “Он будет следить за получением оплаты за наши усилия здесь”.
“У Медвежьего народа теперь есть фактор?” Спросил Ваэлин.
“Как ты знаешь, Просторы полны негодяев, стремящихся обмануть неосторожных. Прошлой зимой в Пролив приезжал торговец, предлагавший нитки бус за все бобровые шкурки, которые мы могли достать. Ему повезло, что его прогнали, всего лишь ткнув копьем в задницу.”
“Я позабочусь об этом”. Ваэлин убрал пергамент в карман. “Я бы попросил тебя позаботиться об этих людях”, - добавил он, указывая на Мореску. “Обеспечьте их пищей до тех пор, пока они не смогут охотиться сами”.
“Не в наших правилах избегать тех, кто в беде”. Длинное Копье натянуто улыбнулся и отступил назад, затем остановился с осторожным выражением в глазах. “Охота на разбойников на самом деле не война, милорд. Просто борьба с паразитами. Войны закончились. Надеюсь, вы это знаете?”