“Что это было?” Я спросил его, когда мы возвращались в наш лагерь. Хотя он многое рассказал мне о том, что рассказал ему наш брат, многое все еще оставалось скрытым. “Каким был второй вопрос?”
“На самом деле это была простая вещь”, - сказал он. “Он спросил меня:‘Что такое бог?”
“И каков ответ?”
“Всему свое время, маленький жеребенок”. Он рассмеялся и пустил свою лошадь галопом. “Всему свое время”.
Мастерский удар Кельбранда по обеспечению окончательного господства над Хастами был нанесен следующей весной, когда он убедил других скелтиров уступить ему контроль над их территориями. Кельбранд давно понял, что истинное богатство Штальхаста всегда находилось в горах, откуда мы добываем железо и выплавляем сталь. В каждом торе было свое скопление лачуг и мастерских, где рабы трудились над изготовлением металла для изготовления оружия и доспехов, в то время как другие работали в загонах, где мы разводим лучших лошадей в мире. Такой труд долгое время считался ниже достоинства тех, кто родился в семье Хаста. На самом деле, рейды, которые мы предпринимали в южные земли, часто были вызваны необходимостью пополнения порабощенной рабочей силы, которая имела тенденцию вымирать всего через дюжину лет продуктивного использования. Все предприятие, несомненно, было эффективным в производстве стали хорошего качества, но оно также было крайне неэффективным.
“Каждый сезон вы должны оставлять половину своих воинов охранять своих лошадей и пороть своих рабов”, - объяснил Кельбранд собравшимся скелтирам. “Если мы хотим когда-нибудь добраться до Золотого моря, это должно измениться. Отдайте свои полномочия в мои руки. Они по-прежнему будут принадлежать тебе, все рабы и сталь будут твоими, но я буду присматривать за ними, и награда будет велика.”
“Но кто будет их охранять?” - спросил Скелтир. “А кто будет пороть рабов?”
“Скоро Штальхаст станет единым целым”, - ответил Кельбранд. “И Скельд не будет красть у других Скельдов. Что касается рабов ... ” Тут он сделал паузу, и я помню, как легкая улыбка заиграла на его губах, когда он опустил голову, бормоча что-то на языке южных земель, языке, неизвестном всем присутствующим, кроме меня. “Зачем богу хлестать своих просителей?” Улыбка исчезла, когда он снова поднял голову, на лице появилось целеустремленное выражение, ожидаемое от Скельтира, когда он ответил: “Они начнут бояться простого взгляда Темного Клинка гораздо больше, чем поцелуя твоей плети”.
Конечно, были возражения, раздавались голоса, осуждающие того, кто разрушит многовековые традиции, того, кто уведет нас с пути, проложенного Невидимым бесчисленное количество лет назад. Это вынудило Кельбранда вступить в еще один короткий раунд сражений и испытаний, и в течение следующего года торы были в его руках.
“Что ты видишь, маленький жеребенок?” - спросил он, когда мы осматривали лачуги, сгрудившиеся вокруг одного из самых больших торов в Железной Степи. Какой-то давно забытый предок назвал его Кулаком Незримого, и с тех пор поколения Штальхастов боролись за обладание им, настолько он богат рудой. До недавнего времени Кулак находился в руках Вотена Скелда, чей Скелтир, упрямый человек с неудачной привязанностью к своему имени, предпочел смерть раболепию. Молчаливо Кулак оставался собственностью Вотена, но любому дураку было ясно, что сейчас здесь господствует только воля моего брата.
“Я вижу логово рабов”, - ответил я, осматривая ветхие хижины. По узким улочкам в неглубоких каналах текла грязь, а само место воняло дымом и человеческими экскрементами. Большинство жителей были на работе либо в шахтах, либо в загонах, те немногие, кто оставался осторожным и уединялся в своих лачугах, когда мы проходили мимо. То тут, то там в затененном углу лежали тела, лишенные одежды и засиженные мухами. Хотя мне бы очень хотелось заявить о некотором проявлении сострадания на данном этапе, неприятная правда заключается в том, что бедственное положение рабов никогда в значительной степени не тревожило мои мысли. Они не принадлежали к Хасту, и их рабство и труд были необходимостью, благословленной священниками. Так было всегда.
“Я вижу болезнь и смерть”, - добавила я, сглотнув и поднеся свернутый шелк к носу. “Тоже мало причин оставаться. Если только это не твое желание посмотреть, как твоя сестра лишится завтрака”.
“Посмотри поближе”, - сказал он мне, остановившись у одной из хижин. Отодвинув дверь, он обнаружил земляной пол и несколько скудных пожитков: одеяло, старую железную сковородку. Прошла секунда, прежде чем я различил две изможденные фигуры, скорчившиеся в неосвещенном углублении хижины, - женщину и девочку. У них обоих были закрыты глаза и опущены головы, как и требовалось от их вида, когда на них смотрели те, кто выше их.