- Мне очень жаль.’
Она поднялась по ступенькам и села рядом с ним, не обращая внимания на пыль, покрывавшую ее платье. Она обняла его за плечи и прижала к себе.
‘Ты не можешь здесь оставаться, - сказала она. - Только не после того, что ты сделал.’
- Кому какое дело, что я убил раба?’
Мунго попытался вырваться, но она крепко вцепилась в его руку, впиваясь в нее ногтями.
- Честер Марион был самым могущественным человеком в штате. Они будут заботиться о нем.’
‘Я вызвал его на дуэль перед половиной Нового Орлеана. Они не преследуют за это.’
- Они преследуют за ведение частной войны. Даже в Луизиане к этому относятся неодобрительно.- Она указала на груду трупов в синих куртках. - ‘И ты не можешь притворяться, что всех этих людей никогда не существовало. Кто-то захочет узнать, как они умерли.’
Мунго промолчал.
‘Мы сообщим властям о восстании рабов, - решила Соланж. - Они были разбиты – Честер погиб в бою.’
Мунго кивнул.
‘Но ты не можешь быть здесь, когда они прибудут.- Она указала на Виси, стоявшего на страже наверху лестницы. Раздетый до пояса и с острым копьем в руке, он выглядел как видение из кошмара рабовладельца. - ‘Это будет тяжело для ваших людей.’
‘Да.’
- Уйдите на время. Поезжай в Техас или Калифорнию. Там можно сколотить целое состояние.’
‘Нет.’
‘Только на время, - сказала она. - ‘Я хочу, чтобы ты вернулся. Вспомни о сделке, которую мы заключили. Деньги, которые я дала тебе, были ссудой, а не подарком. Я буду ждать возмещения.’
‘Ты получишь свои деньги обратно, - пообещал Мунго.
Он видел, что долг сделал с его отцом, а потом и с Честером. Он никогда не будет обязан ни одному мужчине или женщине. Он заплатит то, что должен, что бы ему ни пришлось сделать.
- Конечно, у меня есть Баннерфилд. Это чего-то стоит, хотя и не так много, как раньше.’
Мунго это не волновало. - Сожги его и запиши на мой счет, - свирепо сказал он. - ‘Я больше никогда не хочу видеть это место.’
Она погладила его по руке. - Ты будешь думать иначе позже, когда твои раны не будут так кровоточить.’
"Мои раны никогда не заживут", - хотел сказать он. Казалось, она прочла это по его лицу.
‘Все наши раны рано или поздно превращаются в шрамы, - сказала она. - А шрам - это всего лишь кожа. Нам не нужно показывать то, что находится внутри.’
Она встала и поманила его туда, где ждали Типпу и Виси. Они подошли и помогли Мунго подняться на ноги. Они вместе спустились по лестнице.
У подножия лестницы Мунго кое-что вспомнил. Он обернулся и позвал Соланж.
‘Где-то в доме есть ребенок. Сирота. Позаботься о нем.
- Я уверена, что сегодня ты сделал много сирот.’
- Этот совсем другой. Он сын Камиллы.’
На лице Соланж появилось непроницаемое выражение.
- Тогда тебе лучше найти для него хороший дом.’
Мунго не поехал в Калифорнию. Он и его люди отправились в Новый Орлеан, тайно спустившись вниз по реке на угольной барже. Глубокой ночью они поднялись на борт "Ворона" и сняли его с якоря. Никто не видел, как они уходили. Единственным грузом, который они погрузили, был длинный, обитый свинцом ящик, который они привезли из Баннерфилда. Они отплыли в Чесапикский залив, вверх по реке Джеймс, и бросили якорь у маленького островка в устье ручья Уиндемир. Тропинка уже давно заросла, но Типпу и Виси прорубили себе дорогу, чтобы отнести гроб в обсерваторию.
Они похоронили Камиллу в мягкой земле поляны. Мунго и Типпу вырыли могилу. Мунго не поставил никакого знака, потому что земля не принадлежала ему. Вместо этого он разбросал розы по свежевспаханной земле и посадил кизил, чтобы весной его цветы падали на могилу.
Затем "Ворон" направился к океану.
***
Мир мало сочувствовал павшему герою. Эдвин Фэрчайлд на собственном опыте убедился, насколько непостоянной может быть публика. В тех же иллюстрированных газетах, где когда-то он вызывающе стоял на палубе "Черного Ястреба", окруженный леденящими кровь головорезами, теперь печатались карикатуры на него, лежащего на дне ямы, в то время как три обезьяны сидели на дереве и смеялись над ним. - "Клянусь Богом, - гласила подпись, - эти термиты еще большая помеха, чем работорговцы". К его вечному огорчению, Фэйрчайлд стал посмешищем.