Исаак был причиной того, что Честер позволял ей так много свободы. Как бы далеко она ни забиралась, она всегда вернется. Как бы ни были велики прелести этого города, она с радостью поменяла бы их местами, чтобы вернуться в Баннерфилд к сыну. Это была рана внутри нее, которая никогда не заживет. По мере того как недели сменялись месяцами, она могла только представлять, как растет ее мальчик - больше, сильнее, отвыкающий от груди, лепечет, ползает. В ее сознании он все еще был крошечным ребенком, которого она держала на руках. Узнает ли она его вообще? Вспомнит ли он ее?
Она ненавидела то, во что ее превратил Честер. В Уиндемире, даже в Бэннерфилде, она была простой работницей. Они могли владеть ее телом, но никогда душой. Здесь, хотя ее постель была мягче, а одежда прекраснее, чем у любой знатной дамы, он сделал ее своей шлюхой.
Но по прошествии нескольких месяцев она обнаружила, что выполняет больше, чем просто делает себя красивой для белых мужчин, и выступает для них в столовых и спальнях (ибо де Вильерс был не единственным мужчиной, которого она вынуждена была принимать). Это происходило так постепенно, что она едва замечала это, но все больше и больше обнаруживала, что проявляет интерес к деловым отношениям Честера.
Первый раз это случилось через месяц после ее приезда в Новый Орлеан. Честер вернулся в город. Его бухгалтер, сморщенный старик по имени Салливан, застал их за завтраком и спросил, не следует ли ему оплатить счет Франсуа.
- Спроси Камиллу, - сказал Честер с набитым тостом ртом. - Она знает все трюки, которые затевает Франсуа.’
Салливан протянул ей бумагу. Судя по выражению его лица, он не мог себе представить, что может сделать из этого рабыня. Камилла проигнорировала его и медленно прочитала счет. Это была мука, которую прислали в Баннерфилд.
- Франсуа выставил вам счет по ценам Нового Орлеана, - сказала она, указывая на соответствующие строки.
‘А что в этом плохого?’
- Потому что он приказал своему агенту купить муку в Луисвилле, где она дешевле, и отправить ее прямо оттуда.’
Честер выхватил у нее листок и уставился на него. Он был так богат, и так занят тем, чтобы быть богатым, что ему было легче платить Франсуа завышенные цены, чем рассматривать их слишком близко. И все же, если он когда-нибудь узнает, что его обманули, его гнев будет страшен.
‘Это он тебе сказал?’
- Я случайно увидела письмо, которое он написал своему агенту.’
Честер одобрительно кивнул ей.
- Скажи бригадиру в Бэннерфилде, пусть проверит мешки с мукой и посмотрит, где ее перемололи, - сказал он Салливану. - ‘Если Камилла говорит правду, сообщи Франсуа, что он ошибся со счетом.’
‘Он пытался обмануть вас, - проворчал Салливан. - ‘Вам следует заняться своими делами в другом месте.’
‘Нисколько. - Честер злобно усмехнулся. - ‘Я знаю, что каждый торговец в этом городе попытается обмануть меня. Разница в том, что с Франсуа я теперь могу узнать, как он это делает.’
После этого каждый раз, когда приходил счет от Франсуа или нужно было сделать заказ, Честер просил своих клерков спросить Камиллу. Вскоре это вошло у них в привычку, даже когда Честера не было рядом. Не имея никаких официальных полномочий или положения, она стала незаменимой в управлении его делами.
К своему удивлению, она обнаружила, что у нее есть к этому склонность. Ей нравилось подсчитывать столбцы цифр, порядок, который они представляли, чувство контроля, когда они подчинялись ей. Когда она чего-то не понимала, то старалась изучить это до тех пор, пока не достигала совершенства. Она нашла в библиотеке Честера книги - о морском страховании, фондовых рынках и сотне других тем - и тайком пронесла их к себе в комнату, изучая при свечах, пока у нее не заболели глаза. Это стало навязчивой идеей. Чем больше пользы она сможет принести Честеру, тем больше шансов снова увидеть Исаака.
Иногда, если ей хотелось что-то узнать, она заходила в кабинет Франсуа и флиртовала с ним, пока он не объяснял ей, в чем дело.
‘Я вижу тебя только тогда, когда ты чего-то хочешь, - пожаловался он, но это была неправда.
Он видел ее по вечерам, когда она наряжалась в свои наряды, чтобы присутствовать на званых вечерах и обедах, где бомонд Нового Орлеана развлекал своих любовниц; несколько вечеров в неделю он видел, как она раздевалась и укладывала его в постель.
Она полагала, что Франсуа знает, что она делает. Он должен понимать, что все, что он скажет, будет доложено Честеру. А может, и нет – она знала, что мужчины могут быть слепы к тому, чего не хотят видеть, а от черной женщины легко отмахнуться. Возможно, он действительно знал и принял это как плату за ее компанию. А может быть, ему было все равно. Дело Честера было настолько обширным и процветающим, что, сколько бы Камилла ни узнала, Франсуа все равно сколотил бы состояние. И наслаждаться прелестями ее тела, пока он это делал.