– Спасибо, – сказала я вслед его удаляющейся спине.
У самого входа на вокзал он обернулся – долгий миг, когда мы смотрели друг на друга, напомнил мне о нашей первой встрече… Тогда я, краснея от неловкости, пробиралась к свободному месту в здании ильморского магистрата, а он – знаменитый ястреб – стоял на трибуне, готовясь произнести свою речь.
Теперь в наших взглядах было что-то, чего не было в тех – чего не было ни в одном другом взгляде на моей памяти.
И в глубине души уже тогда я знала – теперь это что-то никогда не закончится.
А потом двери станции за ним закрылись – а я пошла навстречу поезду.
Редкая толпа быстро схлынула. Люди торопились скорее уйти с вокзала, кутаясь в плащи и поднимая повыше воротники курток.
Ласси и Ада стояли на перроне. Обе крутили головами, но Ласси делала это как-то порывисто, по-новому. Завидев меня, они рванулись было вперёд, но замерли.
– Ты изменилась, – тихо сказала Ада, и я увидела себя её глазами – облачённую в цвета препараторов, испещрённую шрамами, с левым глазом, горящим золотом посреди выжженной на коже тёмной звезды.
Ласси – обычно такая бойкая, живая – молчала, исподлобья глядя на меня.
– Вы тоже изменились, – сказала я. – Но всё ещё будет снова.
И тогда Ада наконец обняла меня, а вслед за ней и Ласси. Я почувствовала запах дома.
Всегда оставалось то, чего я никогда не сумею исправить – но они были здесь. Тёплые. Живые.
Перрон совсем опустел, а я всё прижимала их к себе, не замечая ни снега, ни холода.