— Я выйду, — отвечал он.
— Значит, не будете бастовать?
— Если все бастуют, а я не буду, то ничего плохого не случится.
Наутро он умер.
Перед самой смертью он на мгновение пришел в сознание. Открыл глаза. Огляделся. Сказал:
— Ничего. Все умирают.
И тотчас умер.
Сейчас я вспоминаю о нем. Что за человек он был? Никогда никому не возражал. Все принимал безропотно. Даже смерть. Жил тихо и смирно. Ходил осторожно, чтобы и муравья ненароком не раздавить. Гадкий какой-то человек. Возле такого даже зажженный факел потухнет.
Подошел сосед, сел рядом. Заговорил о покойном.
— Такие люди редко встречаются, — сказал сосед. — Хороший человек. По-моему, он был святой. Как вы думаете?
Я промолчал.
Сосед продолжал:
— В самом деле святой. Никому зла не делал.
— Если зла не делал, значит, хороший? — возразил я.
— Он за всю жизнь никого не обидел!
— Если не обидел, значит, непременно хороший человек?
— Тогда какой же?
— Трудно сказать.
— А все же?
Я не отвечал. Ничего подходящего в голову не приходило.
Сосед продолжал настаивать:
— Что же он такое, по-вашему?
Вдруг что-то скользкое поползло по моей ноге.
Я с омерзением отдернул ногу.
Вижу — дождевой червь.
Сосед заметил мой жест, спросил:
— Что такое?
— Ничего. Просто дождевой червь, — ответил я.
Перевод В. Балина.
Манну Бхандари
ГРОБНИЦА МАТЕРИ-ЗАСТУПНИЦЫ
Вечером, когда все, как обычно, собрались на площади под деревом, женщины завели разговор о приближающемся празднике полнолуния. Обсуждали, как одеться, какие возложить дары, кто о чем будет молиться и всякое другое. Подошла и Рамми со своей младшей сестрой Дханни. Старый Динеш, которого все звали просто дядюшкой, еще раз затянулся трубкой и, передавая ее соседу, сказал:
— Ты что-то нынче припозднилась, Рамми! Все вокруг сестрицы хлопочешь?
— А зачем мне вокруг нее хлопотать, дядюшка? Я с детьми занималась, вот только что спать их уложила.
Рамми обратилась к сидевшей тут же супруге старого Динеша:
— Тетушка, я завтра хочу сводить и Дханни поклониться матери-заступнице. Пусть поставит ей светильник да помолится.
— А кто это — мать-заступница? — полюбопытствовала Дханни.
— Как? — удивилась тетушка. — Ведь ты же вчера приехала! Неужто Рамми не рассказала тебе про нашу мать-заступницу? — Не прекращая своего занятия — она очищала от шелухи сухие дынные семечки, — тетушка продолжала: — Я так тебе, дочка, скажу, что на нашу долю большое счастье выпало. Ведь мы живем в городе, которому покровительствует мать-заступница. Великого благочестия была женщина! У меня и поныне, как вспомню тот день, слезы на глазах выступают.
Тетушка на мгновение оторвалась от дела и, сложив ладони, благоговейным наклоном головы почтила память матери-заступницы, обитающей теперь в райских чертогах. Здешние жители хорошо знали эту историю, однако все тотчас умолкли и приготовились внимательно слушать. Женщины верили, что, чем чаще рассказывать и слушать о матери-заступнице, тем больше приобретут они угодных богу добродетелей.
Тетушка опустила поднятые ко лбу руки и, продолжая шелушить семечки, начала рассказывать:
— Лет десять тому назад это было. Прогневалась на одного богатого сетха владычица оспы — богиня Шитала и напустила хворь на его сына. Денег родители не жалели, призвали к сыну и лекарей, и докторов самых знаменитых. Да только Шиталу так просто не одолеть. Лекарствами ее не прогонишь. Отступились от мальчонки все врачеватели, а Шитала как забрала его в свои руки, так и не выпускает: губить хоть и не губит, а жить тоже не дает. Мать, бедная, денно и нощно возле сыночка сидит, не ест, не спит, высохла, как шип колючий. На счастье, подошел как-то к их двери нищий аскет. Взглянул он на несчастную мать и сразу все понял. Только был он не простой нищий. Его сама богиня Шитала послала. Вот и говорит он матери: «Сын твой, дочка, вот-вот умрет, но спасти его еще можно. Тебе одной это под силу. Сумеешь семь суток обойтись без еды, без питья — будет твой сын здоровехонек». У матери и раньше бог знает в чем душа держалась, а тут семь суток без еды, без питья! Стали ее люди уговаривать: дескать, мало ли чего нищий скажет. А она как решилась на это дело, так и слушать никого не захотела. И вышло все как нищий сказал: ровно через семь дней мальчонка на ноги встал. Да только мать-то его к тому самому сроку сама угасла.