Убедившись, что дядюшка больше не позволит бить Меву, толпа стала расходиться. Никому не было охоты препираться с Гуляби и выслушивать ее ругань.
Пошли к себе и Рамми с сестрой. Сегодня Дханни зажгла светильник у гробницы матери-заступницы, помолилась там, к теперь у нее снова появилась надежда.
— Сестрица! — обратилась она к Рамми. — Зачем вы связываетесь с этой грубиянкой? Ведь она и слушать ничего не хочет. Знай себе ругается!
— Ну и что из того? Разве мало люди ссорятся? Дело обычное. Утром у колонки чего только не наслушаешься! Честят друг друга почем зря, в волосы вцепиться готовы. А вечером, глядишь, рядом сидят, беседуют как ни в чем не бывало. Где люди — там и перебранки. Так-то, сестричка.
Гуляби подмела с земляного пола осколки браслетов, расстелила циновку, уложила мальчика и уснула рядом, забыв об ужине. Она проснулась, когда дядюшка привел Меву, но сделала вид, что спит. Одна мысль билась у нее в голове: «Моя дочь — воровка… Воровка!..»
Последние два вечера все разговоры на площади под деревом вертелись вокруг одной новости: в городке только что открылся государственный Центр охраны младенчества. Дядюшка говорил:
— Спасибо надо сказать нашему правительству. Школы открывают, чтобы детишек учить. А вот теперь этот самый Центр для младенцев. Великое облегчение матерям будет! Всего пять рупий в месяц. Да еще и лечение бесплатно!
— Верно, дядюшка! Я сама видела: кроватки малюсенькие стоят, игрушек всяких видимо-невидимо, нянечки ходят. Младенцев из бутылочек молоком поят, спать в кроватки укладывают. Уж так их там лелеют, так лелеют.
«Вот родится у меня ребенок, — думала Дханни, — непременно переберусь сюда жить. У нас в деревне такого никогда не будет». В мечтах она уже видела, как ее сынишку укладывают в кроватку и поят молоком из бутылочки.
— Дядюшка! — вдруг оживился Гопал. — Скажи Гуляби, пусть она отдаст туда своего малыша!
— Ишь, какой бойкий нашелся! Ступай и скажи сам! Тоже мне — доброхот! Попробуй-ка сунься к Гуляби! Забыл небось, как она взвилась на дыбы, когда девчонку хотели записать в школу?
— Вы оба будто совсем рехнулись! Зачем это ей дочь в школу отдавать? Кто же тогда с малышом-то сидеть станет?
— Да, с ней не поговоришь! Того и гляди, глаза выцарапает!
— Ты, тетушка, потише, а то она вдруг выскочит неведомо откуда и начнет всех подряд честить. О Гуляби только заговори — она тут как тут. Это уж точно!
Однако на этот раз Гуляби не появилась.
В следующий вечер разговор под деревом шел опять о том же. Когда Гуляби, разыскивая дочь, проходила мимо, дядюшка окликнул ее:
— Эй, Гуляби! Слышала новость? Правительство для детей открыло Центр. Сходи-ка, запиши сына.
— С чего это вдруг какое-то там правительство станет обо мне заботиться? Все это для богачей придумывают, потому как им деньги девать некуда. А у моих детей и кормильца-то нет. Откуда мне взять пять рупий каждый месяц?
— Деньги мы соберем. Тебе надо только записать сынишку.
— Нет, на милостыню Гуляби жить не будет. Плюю я на ваши деньги!
Гуляби ушла, ведя дочь за руку.
— Ну что, съел? — язвительно проговорила тетушка. — Никак тебе спокойно не сидится. Беспременно надо на ругань нарваться.
— А что, Рамми не пришла? — спросил дядюшка, чтобы переменить разговор. — Да, она же Дханни провожать поехала.
Поговорив еще немного о том о сем, люди разошлись.
Наутро Гуляби увидела на стене своей хижины объявление Центра охраны младенчества и тотчас сорвала его. После этого она стала срывать такие объявления везде, где только видела. Люди смотрели и смеялись.
Под палящим полуденным солнцем Гуляби безостановочно подхватывала и передавала дальше, вверх по лесам, тяжелые тазы с цементным раствором. Женщины, которые утрамбовывали крышу, пели сельскую песню. То и дело появлялся подрядчик и подгонял рабочих. Гуляби ничего не замечала вокруг, занятая своими думами. Громкий голос подрядчика заставил ее оглянуться. Она не слышала всего, что он говорил, уловила только несколько слов:
— …Не пойдет так! От первого дождя крыша протечет. Надо как следует…
Она взглянула на небо. На нем не было ни облачка. Вдруг она замерла — перед глазами встала залатанная, ветхая крыша ее лачуги. Не дай бог, она обрушится…
— Эй, шевелись! — сердито крикнула стоявшая рядом с ней работница, протягивая таз с раствором. Гуляби опомнилась.