— Братцы, — обращаясь к ним, заговорил он, — берите мебель… Отдам за ту же цену!
Это была капитуляция.
Первый злорадно осклабился.
— Богом заклинаю вас! Спросите у хозяина, сколько я заплатил… Сверх этого не надо ни пайсы!.. Вы только взгляните, какая мебель! — И он сделал рукою широкий жест, приглашая их войти. Старьевщики молча осмотрели товар и кисло поморщились:
— Не про нас это, не про нас… Для богатых людей это, для богатых…
— О чем вы говорите? — Шьямлал показал им корешок чековой книжки. — Не верите моим словам — поверьте своим глазам… Заплатил ровно четыреста тридцать… Неужели у вас не найдется столько?.. Навар? К черту навар! Пусть хоть один день будет без навара!
— Дорого заплатил! — наконец подал голос один. — Больше трех сотен это не стоит! Видишь — и полировка не та… Да и материал слабоват! Словом, не тот товар, не тот…
Видя, что дело безнадежно, бабу Шьямлал, чуть не плача, согласился на то, что давали, и, получив деньги, поспешил поскорее убраться восвояси.
Старьевщики сговорились — в этом не было никакого сомнения. В тот день он убедился еще раз. Им надоело, что он то и дело становился им поперек дороги. Событие это, конечно, было мизерным, однако для него лично оно означало полный крах, напрочь выбивало почву из-под ног. Все его планы рушились. Для него это был единственный источник существования, которым прежде он мог воспользоваться в любое время. Конечно, и раньше, вручая чек, он ощущал легкое замирание сердца, точно игрок, сделавший ставку, однако чувство человека, проигравшегося в пух и прах, он испытал впервые.
Бабу Шьямлал рассчитывал, что, выдав старшую дочь замуж, он вздохнет наконец свободно, однако этого не случилось. Ежедневно ему приходилось терпеливо выслушивать бесконечные жалобы жены. Понизив голос почти до шепота, жена жаловалась на то, что цены на продукты растут и сводить концы с концами становится все труднее. За квартиру надо платить, а откуда взять деньги — неизвестно.
В таком городе, как Дели, для человека найдется тысяча всяких дел, однако Шьямлалу нужно было только одно, но такое, чтобы приносило доход. Он хватался то за одно, то за другое, проходил совсем короткий срок, и дело, казавшееся надежным, незаметно хирело, приходило в упадок, и все потому, что везде нужны деньги, которых у него не было: все, что он накопил или взял в долг, стремительно таяло прямо на глазах.
В тот день, получив от старьевщиков урок, бабу Шьямлал возвратился домой хмурый и, не сказав никому ни слова, сразу же улегся на кровать. Видя его подавленное настроение, жена ходила по дому на цыпочках. Наконец, набравшись смелости, она пошла к старшей дочери, однако Тара не дала ей даже рта открыть.
— Трудно, ох как трудно сейчас, — заговорила Тара, едва завидев мать. — Ты только представь себе: за аренду лавки мужу сразу надо заплатить две тысячи… И как только выкрутимся?
Расспросив ее о здоровье, о делах, мать вернулась домой. Там уже с новым известием поджидал ее бабу Шьямлал.
— Чем платить за Самиру, ума не приложу, — поднимаясь ей навстречу, торопливо заговорил он. — Вот беда! И дома ни пайсы, и занять не у кого!
Самире пришлось оставить колледж. Теперь, чтобы не болтаться по дому без дела, она большую часть дня снова проводила в заветном углу, наблюдая прихотливую игру теней на противоположной стене.
Однажды поздно вечером раздался осторожный стук в дверь. Бабу Шьямлал не пошевелился: как обычно, он лежал на кровати. Рамми, сидевшая на кухне, стука, видимо, не слышала. Самира слышала, что стучат, но не придала этому значения.
В дверь постучали сильнее…
— Взгляни-ка, кто там! — крикнул Шьямлал жене, не поднимаясь.
Рамми молча открыла дверь. В переулке стояла кромешная темень. У двери никого не было. Она выглянула на улицу, осмотрелась по сторонам — никого. Немного удивленная этим, она закрыла дверь, прошла в комнату и легла на кровать.
— Кто это там? — сонным голосом спросил Шьямлал.
— Никого!
— Но ведь стучали же!
— Мне тоже показалось. Ветер, наверно.
— В переулок-то заглянула?
— Заглянула, — устало отвечала она, переворачиваясь на бок. В комнате снова воцарилась тишина.
— Взгляни-ка: кажется, кто-то опять стучит! — вздрогнув, проговорил вдруг Шьямлал, поднимая голову.