— Теперь-то, надо полагать, повышение получит! — проговорил бабу Шьямлал с гордостью. — На снимке, правда, знаков различия не видно. А форма очень ему к лицу. Вот видишь — в люди вышел! — И он протянул ей глянцевато поблескивающую групповую фотографию: среди команды стоял сын — самый дорогой для них человек. Рамми помнила его руки, форму ногтей, легкий пушок на мочках ушей, непокорно спадающую на лоб прядь волос. Чуть ниже коленки у него рубец остался — упал в детстве, а на переднем зубе еле приметная щербинка. И запах его тела помнит она, легкий запах парного молока.
За разговорами и воспоминаниями о сыне время проходило незаметно. Был уже почти полдень. Солнце припекало. Быстро одевшись, бабу Шьямлал вышел в переулок. Через несколько дней приедет сын, надо раздобыть хоть немного денег. А то разве дело это: только переступил порог — и сразу же плати из собственного кармана. Еще подумает, что отец даже для такого случая не постарался.
Дни проходили за днями в ожидании приезда Бирена. В доме все было прибрано и начищено до блеска. Бабу Шьямлал тоже не остался в стороне от этих хлопот: под вешалкой у входной двери прикрепил кнопками свежую газету; освободил под обувь нижнюю полку платяного шкафа; в углу комнаты поставил журнальный столик и два стареньких кресла; смахнул пыль и паутину с абажура, заставил Самиру вымыть пол и стены в ванной комнате; со дна семейного сундука достал деревянные плечики и торжественно водрузил их на вешалку.
Наконец наступил долгожданный день, но Бирена не было. Лица у всех сделались грустные.
— Совсем не думает о нас сын, — с легкой досадой произнесла наконец мать. — Пишет одно — делает другое…
— На службе все-таки, — робко пытался защитить сына бабу Шьямлал. — Задержался, наверно…
— А завтра, смотри, письмо придет: «Извините, дескать, я опять ухожу в зарубежное плавание! — не унималась мать. — Приеду, как только вернемся». По вкусу, видать, пришлись ему эти плавания!
— Да уж и не говори, — с досадой махнул рукой бабу Шьямлал и умолк.
Они пошли спать — в надежде, что уж к завтраку-то Бирен непременно будет дома.
Наступило утро, потом полдень, а Бирена все не было. Самира, высунувшись в окно, смотрела в переулок. На противоположной стороне Намта тоже не отходила от окна. Не отрывая глаз от переулка, они обсудили все, что только можно было обсудить. Устав, Самира ушла к себе в комнату.
Сам бабу Шьямлал с самого раннего утра занял позицию под развесистым деревом на перекрестке, провожая взглядом каждый проносившийся мимо скутер. Рамми тоже не раз порывалась выйти, но, завидев в окне Намту, которая, сидя на подоконнике, спокойно читала газету, растерянно возвращалась.
Усталый, с воспаленными глазами, бабу Шьямлал вернулся наконец домой. К пище никто не притронулся. Под вечер к ним заглянул Харбанс — узнать, не приехал ли дорогой гость. Тара осталась дома: она ходила последние недели, и двигаться ей было уже трудно.
Вечером, усевшись в своем уголке, Самира, как обычно, наблюдала за игрой теней на противоположной стене. Минул второй день, и они уже больше не ждали. Все в доме занялись своими повседневными делами.
ПЯТНА СВЕТА НА АСФАЛЬТЕ
На пятый день в переулке появился незнакомый молодой человек. Поравнявшись с их дверью, остановился и осторожно постучал. Дверь открыл сам хозяин. Вид у него был измученный.
— Квартира Бирендранатха? — вежливо спросил молодой человек.
— Да-да. Входите, пожалуйста. Окажите нам честь. — Шьямлал жестом пригласил гостя войти.
— Меня зовут Чаранджит Сингх, — представился юноша. — С Бирендранатхом я служу. На том же самом корабле… Вот еду домой.
— Он тоже собирался, — сообщил Шьямлал, — да вот что-то задержка вышла. До сих пор никаких вестей!.. А вы в отпуск?
Мать жадно вслушивалась, сидя у входа на кухню. Самира стояла рядом, опершись спиной о косяк.
— Да, в отпуск… Домой еду, в Джаландхар. Дай, думаю, заеду навещу. — Гость явно чего-то недоговаривал.
— Принеси-ка нам чаю, дочка! — повернулся к Самире отец. — Да поживей!
— Не беспокойтесь, пожалуйста! Спасибо, — торопливо заговорил гость. — Мне уже идти пора. Скоро мой поезд. А багаж еще на вокзале, в камере хранения. Дело в том, что…
— Поторопись, дочка! — не унимался Шьямлал. — Извините… Так когда, говорите, ждать его теперь?