МИР ЗА ЧЕРТОЮ ТОЛПЫ
Сидя в своем углу, Самира по-прежнему не отрываясь наблюдала за тенями. Вот возник силуэт сикха, который только что вышел из ванны: он стоит, низко наклонив голову, неторопливо водит гребнем, изредка встряхивает густой гривой, скрывающей очертания его лица. Когда человек за окном касается рукою головы, тень на стене бьет себя по затылку. Самира забавляется. Вокруг, как и прежде, стоит тишина. Так и не раздевшись, на постели безмятежно посапывает отец. Тара куда-то ушла с Харбансом. На миг в душе у Самиры проснулась зависть. Как меняется девушка, когда чувствует внимание мужчины! Она расцветает… В движениях появляется легкость и грация. А голос звучит призывно, воркующе-нежно. В последнее время Тара все больше и больше отдалялась от нее. Она носила свои прежние сари, но все ее существо было уже совершенно иным. Теперь Тара надевает узкие блузки и каждое утро, отправляясь в лавку Харбанса, слегка подрумянивает губы и красит ногти. Пятки у нее сияют нежной желтизной, а золотистый пушок на руках приобрел бархатистую мягкость. Даже на висках вдруг появились легкие кудряшки. Четче стал вырез губ, а в глазах будто отражается весь необъятный небесный простор.
Самира взглянула на себя. Грязные обломанные ногти, черные потрескавшиеся пятки, а на руках — точно щетина. Теперь все свои вещи Тара держит под замком, сари вешает отдельно, а сандалии хранит в шкафу. Домашними делами она уже не занимается — бесполезно говорить, если человек все равно ничего делать не станет. Утром, когда Тара моется, все терпеливо ждут ее: пока она не ушла, лучше не начинать. Все, что касалось ее, стало самым важным и неотложным для всей семьи. У нее хранились все вещи. Даже за простым карандашом надо было обращаться к Таре. Она могла сказать, который час, знала, что происходило в мире, и ее мнение по любому вопросу было непререкаемым.
Бирен ни во что не вмешивался и со стороны казалось, что ему вообще ни до чего нет дела. Возвращаясь из колледжа, он выпивал чашку чая с куском холодной лепешки и исчезал куда-то. Появляясь вечером, он молча брал свои учебники и, стараясь никому не мешать, готовил уроки. Чем он занимался, о чем мечтал, к чему стремился, никто толком не знал. Когда ему было что-то нужно, он обращался непосредственно к старшей сестре, и она никогда не отказывала ему.
— Приходи ко мне в лавку, — обычно отвечала она. — Я попрошу — и мне принесут…
И когда однажды, воротившись с занятий, Бирен объявил, что идет служить во флот, никто не удивился.
— Ты давно подал прошение? — сдержанно спросил бабу Шьямлал.
— Да к нам пришло объявление о наборе… Ну вот я и подал. А в прошлое воскресенье было собеседование и экзамен. Я прошел, — гордый собой, сообщил Бирен.
— Ты хоть бы сказал. — В голосе Шьямлала звучала нежность.
— Да я хотел, а потом передумал. Когда, думаю, зачислят, тогда и скажу.
Вечером вернулась Тара. Услышав новость, она просияла.
— Сколько платить-то будут? — ласково погладив сына по спине, поинтересовалась мать.
— Питание, обмундирование, жилье — все бесплатное. А жалованье буду высылать вам. — Бирен протянул отцу приказ о зачислении.
— А где служить будешь? — робко спросила мать.
— Пока не знаю… Куда пошлют — в Бомбей или…
— Далеко-то как, — вздохнула мать, — А я думала: тут будешь служить, в Дели…
— А где ж тут море? — удивленно посмотрел на нее сын.
— Море, оно ведь… — начал было Шьямлал, но жена перебила его:
— Значит, на море будешь служить?.. На корабле?
— Море-то отсюда далеко… А отпуск тебе положен?
— Конечно, — уверенно произнес Бирен. Он старался показать полную осведомленность во всех вопросах будущей службы. Он уже видел себя бороздящим голубые просторы океанов.
Тем временем мать усадила младшую дочь за стол и принялась диктовать ей письмо каким-то дальним родственникам, где первым делом сообщала, что сын ее Бирен будет служить большим начальником на корабле и что через несколько дней он отправляется в дальнее плавание, побывает в заморских странах. И сами они тоже скоро, наверно, переедут из Дели в Бомбей.
Через две недели Бирен уехал. После его отъезда дом совсем опустел, и все жили ожиданием его писем. Каждый месяц Бирен высылал на имя отца денежный перевод, получив который бабу Шьямлал ненадолго обретал право голоса, но дней через восемь или десять деньги кончались, и право главы семьи вновь переходило к Таре. Их семейными делами, случалось, заправлял и Харбанс — в те дни, когда он потихоньку ссужал матери рупий пятнадцать — двадцать. Решение о том, что Самира должна продолжать учебу, домашние приняли по настоянию Харбанса. И Самира стала ходить в колледж.