Короче, в результате получасового спора, капризов, роптаний, уговоров и доводов, я облачаюсь в следующий наряд: свободное платье голубого цвета, подпоясанное под грудью, что напоминает мне костюмы античных гречанок, накидка без рукавов и с капюшоном, светло-коричневого цвета с золотистой окантовкой, алые туфельки, на голову напялила парик такого золотистого цвета с локонами спиралькой, сверху небольшую шляпку с вуалью. Вместо шпаги – веер. Прикольная штучка. А можно сложить и дать кому-нибудь по кумполу? Оцениваю. Нет, хилая конструкция. Сломается тут же.
– Это, милочка, – кривится Лизэ, глядя на меня, – не нож, а чисто дамский предмет. И не надо им размахивать так, будто хочешь заколоть кого-нибудь!
– Да блин… – вздыхаю я. – За что мне всё это?
– Не ной, – осаживает меня Лизэ. – Ты красавица, каких поискать. Иди, и проведи вечер как и подобает красавице – в компании красивого мужчины. А не в компании тех гнусных рыл, с которыми ты в последнее время возишься. Так, постой, дай еще разок посмотреть. Очень хорошо! Ты сама не понимаешь, как щедро наделила тебя природа.
Фырчу.
– Ох, как же ты похожа нее, Лео… – вырывается у Лизэ.
– На кого? – спрашиваю я, и тут же понимаю, на кого именно.
– Ну, иди, милочка, – смахивая непослушные слезы, говорит она, – иди!
Выходим в свет. Красавчик аж присвистнул.
– Вот это другое дело, милая Лео. – Дантеро подает мне руку. – Карета ждет!
– Это вы с Лизэ придумали? – ворчу я. Не привыкла я рядится в подобное. Чувствую себя полной дурой. Я и в прошлой жизни, за редким исключением, отдавала предпочтение мужскому стилю.
– И Сандрой в том числе, – отвечает он, подавая мне руку, чтобы я забралась в карету. – ты прекрасна, Лео. Честно – я поражен. В самое сердце!
– Заткнись! – ругаюсь в ответ, краснея. – Ты меня в центр повезешь? Поэтому этот маскарад?
– Не знаю, о каком центре ты говоришь, но поедем мы во вполне приличное местечко. В сады князя Эгельберта – излюбленное место городской знати. Сады расположены в очень красивом месте, на живописном берегу Пага. С противоположной стороны – горы, за садами – дворцы с анфиладами и портиками.
– Ты в своем уме? А если меня заметут? Я же ведьма, забыл что ли?
– Никто тебя не «заметет», Лео. Взгляни на меня: я богатый дворянин. А теперь на себя: ты – девушка из знатной семьи. Скромная, с хорошими манерами. А вместе мы – кавалер с дамой сердца. Ничего особенного. Отведаем разнообразных изысканных лакомств, недостатка в которых там нет, посмотрим какое-нибудь представление бродячих комедиантов, посидим в беседке, полюбуемся закатом. В горах такой чудный закат, Лео. Только, пожалуйста, веди себя соответствующе.
– Это как?
– Как воспитанной девушке из благородной семьи. И постарайся расслабится, а то ты, кажется, напряжена.
Будешь тут напряженной. Нет, конечно, если не считать открытой шеи, оголенных участков нет. Наряд очень даже пристойный. И рукава длинные, татуировок не видно. Но всё равно, я точно кукла. Ненавижу бабское тряпье!
– А денег хоть хватит? Лакомства, видно, недешевы.
– Хватит, милая Лео. Что деньги по сравнению с тобой? Пыль.
Опять скрытая шпилька. Кажется, у него это происходит спонтанно. Не люблю такие комплименты. Это у меня от бабки. «Когда мужчина говорит, что ты бесценное сокровище – это позиция не человека, а собственника», – говорила она. Хотя, может я накручиваю себя? Соседка тетя Люба как-то сказала мне, что я настоящая гремучая смесь. Воинственность от папы-вояки, упрямство от деловитой мамы, независимость от излишне эмансипированной бабуси-философа. Деда, если честно, помню фрагментами. Его не стало, когда мне было лет десять. Он был тихий, всегда читал, либо слушал джаз, – знаете, такое донельзя унылое, невыносимое дудение в сакс, – глубокомысленно молчал, а если говорил, то выдавал такие заумные словеса, что все выпадали в осадок, полагая, что он либо сумасшедший, либо гений. Вот почему-то мне запомнились такие его слова (предполагаю, что это выуженная откуда-то цитата, он еще говорил таким утробным, я бы даже сказала, замогильным голосом): «мифопластика нового джаза это тебе, внученька, не африканский космологический и антропоморфический натурализм, это, если хочешь знать, монотеистический спиритуализм и антропоцентризм, понимаешь?»
Понимаешь, ага… Мне – прыщавой малявке – казалось, что все эти громоздкие и неуклюжие тирады не что иное, как зловещие заклинания, дослушав которые до конца, можно превратиться в лягушку. Почему именно в лягушку? Не знаю, но скажу по-секрету – лягушек боюсь. Превратится в лягушку – это страх из самого раннего детства. Нет ничего хуже. Обычно я отвечала на дедовы эскапады визгом и утекала на кухню к маме. Дед, седовласый, ветхий, неподвижный, с пугающе увеличенными из-за очков с толстенными стеклами, воспалено-красными глазами, представлялся мне эдаким спятившим волшебником. Я боялась его до усрачки, особенно после таких оборотов.
Вот от него у тебя мало чего, заключила тетя Люба, а жаль. Согласна, жаль. Усидчивости бы мне не помешало.
А красавчик между тем продолжает расточать комплименты.
– Заткнись, – повторяю я.
– Почему? Я просто пытаюсь развеселить тебя.
– Хочешь развеселить? Тогда давай без комплиментов.
– Хорошо.
Сады и правда оказываются весьма эффектными. Они раскинулись на холмах, в излучине Пага. Замысловато вьющиеся аллейки, искусственные пруды, клумбы, где садовники сосредоточенно орудуют ножницами, увитые плющом беседки в уединенных местах, многочисленные декоративные лавчонки, где ушлые торговцы, облаченные в самые нарядные одежды, предлагают всё, что душе угодно – от разнообразных напитков, до сладостей всех видов и расцветок.
Тут полно менестрелей с лютнями, музыкантов с виолами, и поэтов, услаждающих слух вельмож грациозной музыкой и куртуазными стишками о любви, акробатов, танцоров, жонглеров и кукольников.
Идиллия. И я, няшка как с картинки, со сказочным принцем под руку, натурально как в дамских романчиках. Вот только принц – это обнищавший дворянин, ныне перебивающийся случайными, причем не всегда честными, заработками, а золушка… это ведь действительно золушка, только что обучающая уездную ганста-тусу боевым искусствам.
Ну и ладно! Вся эта фильдеперсовая аристократия, в которую мы с красавчиком так нахально вклиниваемся, не знают об этом, правда? Будем веселиться!
Если получится, конечно.
Глава 12. Каденции несовершенные, акт II
– Расскажи мне, какой она была? – спрашиваю я красавчика.
– Ты о ком?
– О сестричке твоей, вернее… как это называется… кузине, вот.
Пока мы всего лишь чинно и благородно прогуливаемся. Мимо шествуют такие же, как и мы, парочки. За некоторыми с озабоченным видом следуют дородные тетки. На слуг не похожи. Дуэньи? Едва завидев нас, так и морщатся. Кошёлки старые.
– Ты о Бете? – Лицо Дантеро омрачается. – Может, не будем о ней вспоминать?
– Как хочешь.
Но спустя несколько минут он, не выдержав, интересуется:
– А почему ты о ней вспомнила?
– Ты как думаешь?
Дантеро как-то грустно смеется.
– Понимаю. Да, ты действительно на нее похожа. Иногда это пугает.
– Значит, – догадываюсь, – ты пришел бы, даже если Лис не пропал? Так и так захотелось взглянуть на невесть откуда взявшуюся двойняшку Беты?
– Каюсь, – признается красавчик. – Но при ближайшем знакомстве ты совсем другая.
– Серьезно?
– Предельно серьезно. Ты… как бы выразится… ты – шторм, буря. А она была озером – прекрасным и обманчиво спокойным.
– В том озере немало сгинуло душ, я так понимаю?
– Это то, о чем мы в нашей семье не любим вспоминать.
– Значит Бета была не очень хорошим человеком? Ты извини, если я…
– Ничего, ничего, – отвечает Дантеро, посмотрев мне в глаза. – Я скажу так: Бета всю жизнь стремилась к свободе. И красота – ее оружие на пути к достижению цели. И вот это стремление и погубило ее.
– Ты любил ее?
– Очень. Мы были близки. Как брат и сестра. С детства вместе. Давай лучше сменим тему. Взгляни, – начинает он увлеченно, – вон там, за тем холмом – палаццо князя Эгельберта. А рядом – резиденция короля Вууденроха Кортука Второго. Сейчас во дворце столуются разнообразные царедворцы, приближенные князя, прихлебатели и прочий случайный люд. Сам король приезжал, если я не ошибаюсь, всего-то пару раз. А чуть позади, вон на той скале со скошенным словно топором краем – новый и совершенно дивный дворец барона Робаша, после князя самого богатого и влиятельного человека здесь. Даже боюсь представить, каких баснословных денег стоило возвести это чудо зодчества. Кстати, через пару недель барон дает пир по случаю его избрания в городской совет. Это давно должно было произойти, но из-за «песты» и последовавших скандалов, связанных, как ты понимаешь, с ребисом, барон на некоторое время впал в немилость. Но теперь снова всё хорошо, как мы видим. – Замечаю, что у красавчика в голосе пробивается ностальгия по былым временам. – Поговаривают, что будет пышное празднество, костюмированный маскарад, на котором соберется чуть ли весь свет Пагорга. Главное правило – инкогнито. Маски и всё такое. Разумеется, будет князь с княгиней Алией-Альбертиной, куда ж без них, граф Теоду ван Пеит-Паннота, Кляйвус ван Туррис, алхимик, члены совета Патрикус Корель, Мариуш Забава и остальные, казначей Элоиз ван Дурреник с дочерью Губертой, которую он тщетно пытается выдать замуж, рыцарь Фнуфт Шортля со своей сворой. Ему недавно кто-то неизвестный выбил чуть ли не все зубы, представляешь? – (Х-мм… кто же это может быть, интересно?) – Толстяк банкир Олаф Олла Шоирто Пятнадцатый, со стражей из числа смуглокожих едва одетых гаратов, ожидается даже сам дигник Утт с птахами и пташками, бурмистр Кортно Веннимейсто…