Была не была!
– Бей, Настюха! – кричу я и вырубаю палача. Тот валится как подкошенный. Его даже жалко стало, так смачно вышло. Выхватываю факел из рук опешившего помощника, бросаю в ближайшую вязанку. Огонь вспыхивает мгновенно, благо хворост сухой, уж ради зрелища постарались, стервецы.
Стража явно не ожидает такой прыти от какой-то там девки и сначала стоит, хлопая глазами. Этого хватает – я начинаю кидаться в них горящими ветками. Некоторые бросаются врассыпную, один даже роняет алебарду. Поднимаю алебарду и успеваю поставить блок первому пришедшему в себя стражнику. Далее лягаю его в пузо, защищенное кирасой. Ему, конечно, ничего, но толчок вышел знатный – улетел, примяв еще парочку таких же остолопов. Еще одному выбиваю зубы кулаком, шлем бедняги слетает в головы, подхватываю его и впечатываю в морду третьему – тоже удачно, нокаут. Бросаю шлем в толпу, и перехватываю алебарду обеими руками. С таким девайсом еще не приходилось иметь дела, еще не считать «Dark Souls», но ничего, справлюсь.
– Пошли нах, супостаты! – ору я, скорее чтобы подбодрить себя, нежели запугать, но мои истеричные вопли всё же имеют эффект – зеваки отодвигаются от греха подальше, отдавая инициативу страже.
Надо тикать отсюда, лихорадочно думаю, ища пути к отступлению. Неугомонный дедок на помосте что-то верещит, указуя на меня, горемычную, зрители шумят, трясут кулаками, кутерьма. Стражники, подчиняясь визгу командира, спрятавшемуся где-то позади, группируются, напирают, но я кручусь, размахивая алебардой, не давая им подступиться. Боятся, гады! Будете знать, как честных девушек обижать!
Тут объятый пламенем столб падает прямо в толпу. Разве может быть такое? Он же не должен так быстро сгореть? Может, они забыли его вымочить в воде, или что они там с ним делают? Или не установили как следует? Или он трухлявый. Или схалтурили. Да и фиг с ним, к лучшему. Народ паникует, разбегается, толкаясь, вопя и матерясь. Недолго думая, бросаю алебарду и бегу в освободившийся проход. Местные стражники, видно, занимают свою должность только по номиналу. От вида бесноватой ведьмы, к тому же рыжей, лица покрываются потом, кое-кто даже начинает молиться, так что снести трех болванов, так некстати подвернувшихся под руку, не составляет труда.
Всё, свобода маячит впереди. Поднимаю юбки и несусь, сверкая пятками, благо, хоть исподнее в наличии, а то пришлось бы сверкать еще и пятой точкой, что несомненно добавило бы уверенности местным в том, я – настоящая чертовка.
По пути опрокидываю лоток с рыбой, затем еще один, с посудой. Кастрюли громыхают так, что в ушах звенит, преследователи, понукаемые попами, судьями и бурмистром, поскальзываются, спотыкаются, наскакивают друг на друга, куча мала, проклятия, суматоха.
Веселуха!
Мчусь, не разбирая дороги, кто-то бежит за мной, прохожие шарахаются, поминают вслед по матушке, женщины закрываются, вжимаются в стены, старики осуждающе покачивают седыми головами, грозятся. Парочка смельчаков решает пособить страже. Итог – одного двигаю по яйцам, второму достается хук правой. Он лязгает зубами так, что у меня прямо свербит в ушах. Больше желающих остановить меня не находится.
Не знаю сколько я так бегала, только в итоге оказалась не то на ферме, не то у складов. Стопы сена, сараи, коровы в коровнике, загоны со свиньями, кучи навоза, вилы и лопаты.
Тупик.
– Вот же сука, – плюю я. Слышу топот копыт. Оборачиваюсь – рыцарь в затейливо изукрашенной кирасе, в золотистом морионе[1] с тонко вытравленным узором, горделиво спешивается, обнажает меч. Сзади поспевает еще дюжина таких же франтов. Никак, настал черед спецназа? Гадство, натурально! Столько стараний напрасно!
У парня пышные усы и надменный взгляд.
– Вот ты и попалась, ведьма, – с презрением цедит он. – Сейчас ты умрешь, погань. Прирежу, как свинью!
– А как же сожжение? – интересуюсь я, глядя, куда бы улизнуть. Из сарая и построек вокруг выглядывают крестьяне. Шепчутся, перемигиваются. Хотите посмотреть, как толпа вояк бьет женщину? Что ж, ждите, ждите, извращенцы.
– Плевать на сожжение, – отвечает усач. – Казни – зрелище для дураков. Ничего нет лучше доброго меча. Меч – вот что охраняет наш покой. Меч – вот оружие от таких, как ты, сучка!
Пафосный идиот. Ему и невдомек, что кроме рукопашки я еще и фехтовать училась. И неплохо поднаторела в этом.
– Хорошо, – говорю я. – Давай сразимся! Дай мне меч и посмотрим, кто кого!
Мой пышноусый противник смеется и его прихвостни тоже.
– Тебе? – гогочет он. – Меч? Это шутка такая? Слыхали, ребята? Священное орудие, да в нечистые руки какой-то немытой шлюшки – каково? Не смеши меня, мразь. Свинью надо резать, а не сражаться с ней! Ха-ха-ха!
– Ха-ха-ха! – поддакивают его товарищи.
Скоты. Ничего не поделаешь, беру лопату.
– Вы только поглядите на нее! – никак не уймется усач. – Свинья с лопатой!
– А ты баран с мечом! Смотри, еще порежешься! – огрызаюсь я, принимая боевую стойку. С лопатой вместо рапиры против отточенного до блеска меча-бастарда[2]. Растрепанная босоногая девка в замызганном платьишке против хорошо вооруженного рыцаря. Расклад не очень. Но на моей стороне – ярость, а у него – одна лишь спесь. Главное, голову не терять.
– Нападай, кретин, я жду! – кричу я.
И он нападает. Хоть движения его не так быстры, но машет мечом неплохо. Умело, хоть и предсказуемо. Тычок, взмах наискось, взмах сверху вниз – в принципе, всё. Старается, но быстро устает, доспехи хоть и не такие уж тяжелые, по сути кираса, да кольчужная юбка, но достаточные для того, чтобы появилась одышка. А самое главное, совсем не защищается. Типа, что я ему сделаю с лопатой? Я уворачиваюсь, отбегаю, отскакиваю. Не так уж и сложно, уроки не прошли даром. Только не зацикливаться на том, что тут можно отдать богу душу. Всамделишно, как сказала бы карга.
Вот только что делать с лопатой? Оружие-то не ахти какое! Пару раз я его прикладываю-таки. По сраке – раз, в бочину – два. Без особого успеха, если не считать уязвленной гордости и враз стихшим издевкам товарищей.
Надо завязывать. Хоть я и налегке, но тоже подвыдохлась, пока улепетывала от мучителей.
И тут меня посещает мысль. Краем глаза вижу лестницу, приставленную к стене. Окуну-ка гордеца в дерьмо и по крышам! Как в «Assassin’s Creed». Чем я хуже? Эти точно за мной не полезут. Попрыгаю-попрыгаю, да и заныкаюсь где-нибудь, передохнухоть.
– Держи гуся! – кричу и упираюсь лопатой ему в живот.
– Чего? – хлопает усач глазами, пытаясь удержать равновесие.
– Твое место на параше, вот что! – и со всего маху опрокидываю его в искомую кучу. А куча-то немалая! Да еще и херачу его по усам. Он глухо крякает и затихает. Выбитые зубы проглотил? Скверно, меня аж передернуло. Бастард выскальзывает, я его забираю – пригодится.
А отлично получилось – вон, приятели, не выдержав позора, отвернулись.
И пока они приходят в себя от шока, пока усач барахтается в какашках, точно жук, выплевывая то, что осталось от его челюсти, я запрыгиваю на крышу, втягиваю лестницу, бросаю там, и тикаю.
Вы знаете, это только в играх так ловко получается сигакать по крышам. На деле всё не так очевидно. Крыши как пересеченная местность – чаще почти горизонтальные, но есть и чуть ли не вертикальные, и фигурные, и такие, эдакие, черепички расползаются, соскальзывают, ломаются, и помет всюду, а также сухая листва, мох, коты с шипением разбегаются.
С одной крыши на другую, подтягиваюсь, шлепаюсь, замираю, но чаще ползу, нежели взлетаю, как достопамятный Альтаир[3], в которого я в детстве, помнится, чуть не влюбилась, да еще и меч этот. В довесок к овощным отметинам, изгваздалась в птичьих отходах.
Не знаю, сколько я так карабкалась, а когда оглянулась – вокруг крыши и ничего более. Какие выше, какие ниже, остроконечные, покатые, треугольные. С флагами, колокольнями, башенками. В одну из таких – узенькую, одинокую, я и залезаю, распугав голубей с вороньем. Приставляю меч к парапету, сажусь на пол, предварительно очистив место от засохшего и не очень помета, вытираю руки о платье.
Надо передохнуть. Обдумать сложившееся положение. А городишко-то кипит! Как там он зовется? Пагорг, если не ошибаюсь? Бьют в колокола, и поодаль вьется дымок.
Так-так. Кроме разбитых харь и подмоченной репутации градоначальника и его прихлебателей, устроила пожар. Или они решили довести мероприятие до конца? Если так то печальную жалко, и зарёву тоже. Да и каргу с алкашкой, что уж там. Но что-то мне подсказывает, что на площади все-таки пожар. Не зря ведь бьют в набат. И девка, опрокидывающая мужиков – это, наверное, из ряда вон выходящее событие.