– И за это переживаю, Лео, – вздохнув, говорит Дантеро, – и за многое другое.
– Лучше скажи, как есть. Я пойму.
– Нет, милая Лео, пока…
– Может лучше Настя? – перебиваю его.
Дантеро впервые за долгое время улыбается. Вымученно, но тем не менее.
– Я привык к твоему прежнему имени, Настя, – говорит он, посмотрев мне в глаза. – Я привык к прежней тебе. Но ты изменилась.
– Мы все изменились. И что? Я просто хочу понять – мы вместе, или нет? Ты меня любишь?
– А ты?
Признаюсь, этот вопрос застал меня врасплох.
– Вот видишь, – грустно говорит Дантеро, расценив мое молчание по-своему. – Я очень тебя люблю… Настя. Видит пророк Лёр, я люблю тебя и это причиняет мне боль.
– Но почему? – не слыша саму себя, как во сне спрашиваю я.
– Потому что в тебе нет таких чувств, какие испытываю я, Настя. Я знаю о чем говорю. Я всё время был с тобой, рядом. Во всяком случае до тех пор, пока меня не выгнала Сандра. Ты много разговаривала, будучи в беспамятстве. И главное, что я понял из этого бесконечного потока бессвязных слов – ты никогда по-настоящему не любила. Признайся, ведь это так? Почему тебе кажется, что все, с кем ты была близка, обманывали тебя, поступали несправедливо?
Молчу. Нечего сказать.
– Я много размышлял, откуда ты взялась. Такой страны, как Мидланд не существует, так?
– Не существует, да. На самом деле я из…
Дантеро мягко кладет палец на мои губы, точно так же, как когда-то это сделал демиург. Только у Горацио этот жест был полон едва сдерживаемой страсти, а у красавчика получился… скорее дружеским прикосновением. Заботливым.
Вот в чем дело. Он любит меня… как любил сестру. Бету. Вот какие чувства он испытывает ко мне!
– Не надо, – говорит он. – Не говори ничего. Я хочу думать, что ты – ангел, присланный, может, и самим Лёром, кто его знает. Хочу, чтобы ты осталась такой.
– Что это значит?
– Не сейчас, Настя. Пойдем лучше спать. Завтра тяжелый день.
– Нет, подожди, не уходи! – цепляюсь я за него.
– Настя, – говорит он, взяв меня за руки, – мы всегда будем близки, всегда. Я люблю тебя, но…
– Я слишком напоминаю ее?
– Да. И я не могу избавиться от этого чувства. Там, в лесу, я чуть не обезумел. Мне казалось, что я опять теряю сестру. Опять повторяется тот ужас. Я не мог этого позволить. Не мог! Вот так. Прости, если мои слова ранят тебя, но я сейчас честен, как никогда прежде. Ты теперь моя потерянная сестра, которую я тогда, три года назад, не уберег. Черт побери, ты не представляешь, как я счастлив видеть тебя живой и здоровой! Мы брат и сестра, Настя, и поэтому… лучше пусть будет так. Да и потом, у нас все равно ничего не получилось бы. Ты знаешь, какая ты, а за мной столько грехов, столько ошибок, что… Вот и с Кошичем оказия вышла. Мы слишком сложные. Ну как, Настя? Ты не сердишься?
Вместо ответа я обнимаю его. Прижимаю со всех сил, думая только о том, как бы снова не разреветься.
– Спасибо, Данте. Ты настоящий братишка. Я люблю тебя, братишка.
Дантеро мягко отстраняется, смахивает с моей щеки непослушную слезинку.
– Ты еще полюбишь, Настя. Обязательно. Когда этот миг настанет, ты поймешь. Только не сойди с ума.
– Хорошо, Данте. Я постараюсь, – неловко смеюсь я.
– Спокойной ночи, сестренка Настя.
– Спокойной ночи, братишка Данте.
Улыбаюсь сквозь слезы. Чувствую прикосновение его губ к моим заплаканным щекам.
Глава 28. Песнь двух изгоев
После разговора с Дантеро мне становится значительно легче. Но в то же время, я в очередной раз задаюсь вопросом, что же со мной не так? Почему я не могу влюбиться без памяти, сумасбродно, всем сердцем? Как в омут головой, или как в стихотворении того хренового поэта, Руслана, «высечь пламя любви». Может, потому что такая любовь бывает лишь в кино?
Да и то в индийском.
Дантеро действительно скорее лучший друг. Брат, которого мне так недоставало. Я унаследовала папино желание о сыне в виде мечты о брате. Спокойном, рассудительном. Он реагировал бы на мои выходки со стойкостью умного и всезнающего парня, всегда знал бы, как приободрить свою дикарку – нежным словом, объятьем, добрым советом. Мне так этого не хватало.
От Верки видела только презрение. Сама виновата, я так и не поняла ее, не стала настоящей сестрой.
От матери – суета и упреки. Что поделаешь, характер не изменить.
От папы – угар. Война ломает.
От бабки – ее нескончаемые книги, книги, книги… и читайте с выражением, Настенька, esse genus.
И я одна, всегда была одна.