И я кидаю кинжал – прямо ему в горло.
– Ххар!.. – выдает он, роняет палку и заваливается набок.
Окончательно освободившись от влияния проклятого колдуна, псы с волками ретируются. Им плохо. И страшно.
– Ох ты ж, – стонет Чош, затем не выдерживает и извергает из своего нутра остатки еды. – Как же плохо мне, Лео… Чуть наизнанку не вывернул, гад.
Подходит Пегий, забирает у Чоша топорик и в два удара отрубает голову носастому татю.
– Чтобы наверняка, – говорит он и возвращает топор.
– А ведь мы так и не узнали, как его звали, – говорю я, глядя на распростершееся перед нами тело. – И кем он был.
– Спятившим алхимиком-вампиром, вот кем он был, – отвечает Пегий, плюнув на него.
– Ты как, Чехонте?
– Прихожу в себя, – говорит он, выпрямляясь. – А сильный же черт! Похуже пытки скрутил. Неудивительно, что такую стаю в подчинении держал.
– Это да, сильного колдуна кончили, – соглашаюсь я. – Что дальше? Может, объявим жителям, что они свободны?
– Попробуй.
– Люди добрые! – кричу я. – Мы убили злого колдуна, можете выходить!
Тишина.
– Люди! Ну вы что? Выходите – мы освободили вас! Больше вам ничего не угрожает!
Никакого движения.
– Сдается мне, – говорит Чош, – что мы не менее злодейской наружности, чем эта падаль.
– Что-то не вижу я на нас рогов и куриного черепа между ног. И носы у нас куда привлекательнее.
– Этого нет, но ты только глянь: я – бородатый вояка с топором, Пегий… ну, с ним всё ясно, да и ты…
– А что я?
– Будто сама не знаешь.
– Что не знаю? Ах да, вспомнила… Я же рыжая. А раз рыжая, значит – ведьма. Ну, раз отблагодарить нас некому, поэтому предлагаю наведаться в башенку татя, что курится перхим дымом. Может, найдем что интересное.
– Кстати, Лео, – спрашивает Чош, остановившись у головы татя. – Тебе не кажется, что колдун похож на Куя?
– Хм… что-то такое есть. Да какая теперь разница. Идем, мальчики.
Я забираю кинжал, предварительно вытерев его о траву, Пегий собирает стрелы и мы покидаем негостеприимную деревушку. Направляемся в сторону, откуда пришел тать.
Минуем лесополосу, поднимаемся на пригорок и видим курящуюся дымом башню. В прямом смысле. Колдовская башня горит. И перед ней стоит какой-то человечек, глядит на то, как огонь пожирает строение. А я всё думаю, неужели и впрямь курится дымом – запашок-то есть! А оно глядь – кто-то поджег.
Чош хватается за топор, но я останавливаю его.
– Погоди, Чехонте, – говорю я и присматриваюсь к фигурке. Знакомая жилетка! – Кажется, узнаю товарища. Не Куй-ли молотуй наш там сидит? Ну-ка пойдем, узнаем, что он там делает!
Вокруг одинокой полуразрушенной башенки в изобилии понатыканы в землю пики. На пиках – черепа животных и даже людей. В стороне, рядом с убогой глиняной мазанкой – горка костей. Сама башенка тоже сложена местами из речного камня, а местами – из говна и палок. Самодельная твердыня Саурона местного розлива. Видно, тать терроризировал местных задолго до последних событий, если судить по числу костей. А в последнее время и вовсе спятил.
М-да.
Увидев нас, Куёк-кулёк вскакивает и кланяется, при этом молитвенно сложив руки.
– Это ты устроил? – спрашиваю я – мужичок кивает. – Тот тать не твой ли родственник?
– Мой, а как же! – продолжая кланяться и кивать, говорит Куй. – Брат, второй брат, – Амут звали! Плевело гнилое средь почтенной семьи. Проклятие! Чтоб меня, плюнь-кинь-затопчи, чтоб меня, чтоб меня, плюнь-затопчи-кинь!
– Так-так… поэтому он тебя не трогал?
– Поэтому, – вздыхает Куй.
– Чего такого он заглотил? Отчего заимел такую силу?
– Кровь порченную, слово злое, норов дурной, да сивуху ядовитую – всё к одному.
– Ага, доморощенный алхимик, где-то раздобыл амброзию, урод рогатый. А ты, шельмец, всё-таки наблюдал за нами? А когда увидел кончину братца, поспешил спалить эту чертово обиталище?
Куеван Одитыц Галаполь кивает, а потом, к нашему изумлению, падает на колени и целует мои сапоги.
– Вовек не забыть, о краса ночи! Вовек не отблагодарить! Лобызаю смиренно – приими мою преданность!
– Нет, так не надо, поднимайся! – говорю я и поднимаю его с колен. – Я ж не царица, чтобы мне ноги целовать.
– Царица, царица! – трясясь, восклицает он. – Царица! Радуйтесь, пташки! Радуйтесь, всякие букашки, червячки, зверюшки, курочки-гусята, таракашки и квакушки! Радуйся, свет! Радуйся ночь! Луна и звезды – ликуйте! Возвеличимся, возрадуемся, воспоем, воспарим, возгласив оду несравненной и низко поклонившись богатырям ея – Тупорю брадатому и бармачей глоту, крепким статью молодцам, добрым сердцем! Царица с ланитами красными, телом – лань, ладная, складная, велелепая! Пришла и низвергла супостата, кровопивцу, мучителя!