Выбрать главу

В конце концов, желая поставить конец этим забавам, я пошла в секцию рукопашного боя. Пара годиков активных тренировок привели в тому, что однажды я… вырубила папулю-весельчака. Признаться, испугалась. Но реакция родителя, после того, как он пришел в себя, изумила еще больше.

«Наконец-то! – плакал папа, обнимая меня. – Наконец-то я вижу – ты можешь постоять за себя, доча, наконец-то способна дать отпор любому обидчику, а в ведь в этой жизни всегда стоит быть начеку, доча… бла-бла-бла…», и всё в таком духе.

С любым мужиком так – сперва они кичатся своей маскулинностью, но получив по носу, тут же превращаются в философов.

Но на этом история не закончилась. Сиё достопамятное сражение сестренка сняла на камеру и выложила в сеть. Вскоре «телега», ВК и «youtube» осчастливились заголовком: «Битва ведьмы с гоблином». Гневу моему не было предела. Не знаю, что я сделала бы с мелкой сволочью, если бы предки, включая бабку, а также соседку тетю Любу, заглянувшую на чаек и сплетни, не навалились бы на меня хором. Решающим стало именно активное участие вышеозначенной тети Любы – бочкообразной дамы, по меткому выражению бабули. Точно заправская сумоистка, соседка обездвижила меня, просто придавив всем своим немалым весом.

Что дальше? А дальше последовала часть вторая: «способы укрощения ведьмы неандертальцами». Это было уже слишком, даже мама не выдержала, влепив мелкой пощечину.

«Зачем ты это делаешь, Вера? – напрасно спрашивала мама. – Что будет дальше?»

«А я скажу тебе, что будет дальше! – вмешалась я. – Она снимет меня во время занятий сексом, вот что будет дальше! Намеренно, сучка такая, спрячется в шкафу и снимет!»

И знаете, что ответила сестренка? Держите:

«Обязательно. Я даже название придумала: “о способе, коим ведьмы лишают мужчин полового члена”[1]. Будет хитом в «порнхабе» или в «онлике», гарант!»

И откуда такая ненависть, скажите? Она-то серая мышь, в очках, книжки читает. Вся в бабку, негодница. В общем, мелодрама завершилась на том, что я свалила из отчего дома в универскую общагу, где и пребываю поныне. И, похоже, буду пребывать и далее – перспективка перебраться в хату к Антохе накрылась медным тазом.

Но тут мои горестные размышления прерывают.

– Простите, мадемуазель, не позволите присоединиться к вам?

Поднимаю глаза. Статный мужчина лет сорока пяти, ухоженная бородка, красиво тронутая сединой, отутюженный черный пиджак с белоснежным паше в нагрудном кармане, черный галстук-бабочка и трость с набалдашником в виде оскаленной головы пса. Ни дать ни взять, красавец-мужчина ну в самом расцвете сил. Импозантный, с налетом мистицизма. Породистый, как сказала бы бабка. Прямиком из кино. Действительно, мужик выглядит как актер, играющий дворянина в театральной постановке по Чехову, например.

– Да пожалуйста, – отвечаю.

Незнакомец садится и щелкает пальцем. Эдакий элегантный жест.

– Прошу вас, милейший, – говорит он бархатным баритоном официанту, – кофий, пожалуйста, самый терпкий, который есть у вас, без сахара и максимально горячий. Желательно, сваренный в турке – никаких кофемашин. Будьте добры.

Официант кивает и исчезает. Незнакомец поворачивается ко мне. Взгляд его черных глаз так пронзителен, что я буквально ощущаю себя голой. Поплотней запахиваю косуху и спрашиваю, недовольно поглядывая на улицу:

– Я не расслышала ваше имя.

– О простите великодушно! – спохватывается он. – Горацио.

– Горацио? Иностранец?

– Можно и так сказать.

– Понятно. И чего тебе надо, Горацио?

– А вы разве не откроете мне свое имя?

– Нет.

– Нет? Почему?

Но прежде чем я успеваю раскрыть рот, он мягко кладет палец на мои губы и говорит:

– Позвольте, я угадаю? Анастасия, верно? Анастасия Романовна.

И почему мне кажется, что меня только что поцеловали? Прикосновение было настолько чувственным, что я, верно, становлюсь пунцовая, словно девица на выданье. Но меня так просто не возьмешь и я тут же огрызаюсь:

– Если это такой съём, то не пошел бы ты, друг Горацио, куда подальше!

– Вы меня обижаете, Анастасия Романовна. Разве я похож на…

– Извращенца? – запальчиво перебиваю я. – Еще как похож!

– Ох и несносная вы барышня, Анастасия Романовна. Экая грубость!

– Грубость? А куда ты пялишься, скажи на милость? Я же вижу, не слепая.

Горацио и правда не сводит с меня глаз. С моих округлостей в том числе.