– Понятно, – говорю я и выкидываю в реку коробочку, подаренную Дантеро. Мы как раз проходим по набережной, мимо угрюмых двух- и трехэтажных каменных домов, смахивающих на работные дома, как в гравюрах Доре, или на тюрьмы. Невеселое место.
– Зачем? – хмуро спрашивает он. – Моя мазь безопасна и испытана – мы же с Лизэ сказали тебе! Знаешь, сколько трудов надо приложить, чтобы создать такое? Я сделал тебе подарок от всей души. Бескорыстно! А ты?..
Я пожимаю плечами.
– Нечего мне всякую наркоту впаривать. А пальчики и так пройдут, не впервой.
Дантеро какое-то время борется с гневом, но справляется. Замыкается, сует руки в карманы. Единственно, кивает мне, предлагая следовать за собой.
Ой-ой-ой, так и обиделся! Ну и хрен с тобой, красавчик!
Подходим к бедняцкому кварталу. Не сказать, что тут совсем уж убого, видала и похуже, но всё равно тесно, удушливо, грязно, криво, косо, замусоренно, изношенно, запущенно. Полным-полно праздношатающихся типов. Мимо проносится пузатая мелочь, отощавшие псы прячутся в тени, трусливо полаивая, кто-то блюет, кто-то дремлет, сидя прямо на земле, привалившись к перекошенным заборам, бабы стирают вонючее тряпье в больших лоханях, алкашня тянет заунывные песни, бодая обшарпанные стены.
В одном пустом дворике нас окружают шестеро. Один из них, скуластый крепыш в драной безрукавке, одетой прямо на голое тело, бросает к ногам Дантеро какой-то сверток.
Красавчик бледнеет.
– Ты правильно понял, мерзавец, – говорит крепыш.
– Я тебя предупреждал, Кромта, – оправдывается Дантеро, – что такое может произойти.
– Ты подсунул мне говно.
Вся шестерка пристально следит за целителем, а на меня ноль внимания. В первый раз такое. Хотя, что это я? Свет, что ли, клином на тебе сошелся, Настя?
Чуть отступаю, держа руку на рапире, наблюдаю.
– И что мне сделать, чтобы компенсировать твою потерю?
– Что тебе сделать? – буквально заходится от гнева Кромта, выхватывая из пояса кинжал. Остальные следуют его примеру. – О какой компенсации ты говоришь? Ты понимаешь, что я – вот этими самыми руками – вынужден был убить собственную мать?
– Я очень сожалею…
– Я давал ей твои пилюли, гнида, мазал тело твоими мазями, но ничего не изменилось. Более того, она чуть не загрызла моего братишку!
– Да пойми ты, я не волшебник! – взрывается вдруг Дантеро. – Я – обычный человек! И я предупреждал тебя…
– Плевать! Все вы одинаковы, бесы! Чем меньше вашего народу ходит на земле, тем лучше. Сейчас ты сдохнешь! Зря ты сюда пришел… Давайте, мужики, помянем матушку кровью ублюдка…
Дантеро вздыхает.
– Я могу хоть защищаться? – спрашивает он, обнажая свой клинок. – Может один на один, честь по чести?
– Ты ни на что не имеешь права, крыса. Правила чести тут не работают.
Ну как же свора и без меня, родимой. Не выдерживаю, вытаскиваю рапиру. «Испробуем в деле подарочек того неженки», – думаю.
– Давайте так, – подаю голос и все внезапно замечают меня. Кто-то свистит от удивления. Или восторга. – Вы отпустите нас, а взамен с вами не случится ничего плохого.
– Лео, – говорит Дантеро, – прошу, не лезь! Я разберусь. Уходи, тут недалеко, найдешь. Выйдешь со двора, свернешь направо, минуешь пару кварталов. Таверна «Кормчий». Иди!
– Послушайте его совета, – соглашается с ним Кромта. – Это не ваше дело, сударыня. Уходите, и я обещаю, с вами не случится ничего плохого.
– Хрена с два! – рявкаю. – Или мы с Данте, или вы ляжете! Все, скопом!
Дантеро качает головой, всем своим видом показывая: «ну что за сумасбродка!»
– У вас любовь, что ли? – спрашивает Кромта. – Поклялись умереть вместе в один час? Ну так извольте – одной сучкой меньше, одной больше! Займитесь ей, мужики!
– Идем по улице одни, идем к кому-то из друзей, – вспоминаю я вдруг песню «Кино» из моего уже столь далекого мира, – заходим в гости без причин, и просим свежих новостей…
– Что с тобой, Лео? – доносится до меня голос Дантеро.
– Заткнись, – говорю я и продолжаю напевать, разминаясь со шпагой и стилетом: – для разговоров много тем, для разговоров время есть…
Смеются, крутят пальцем у виска. Потешайтесь, лупоглазые, я не против.
– Ох и получите вы сейчас у меня, добры молодцы…
– Лео, нет!