– Одевайтесь, – со вздохом говорю я.
– Что, всё так плохо? – спрашивает Чош.
– Не то слово. Удивляюсь, как эти инвалиды на своих двоих ходят.
– Так всё, с меня хватит этого срама! – не выдерживает Угрюм. – Не хватало еще, чтобы какая-то потаскуха меня, доброго солдата, позорила.
После этих слов он, сердито растолкав соседей, выходит на ринг, держит кулаки.
– Раз ты такая ловкая, сучка, покажи, на что способна! – рявкает он. – Уж не знаю, что у вас там с Чошем вышло, не видел, но уверен, сейчас ты получишь сполна! Пора прекращать этот балаган!
Придерживаю дёрнувшегося было Чоша.
– Сейчас, старичок, погоди немножко, я подготовлюсь, хорошо? – отвечаю, снимаю камзол, шпагу, стилет и штиблеты с носками, отдаю все услужливому писарчуку. Остаюсь босиком. Замечаю, как оба – и Чош и красавчик – волнуются. Переживают за меня, вот как! А приятно ведь!
– Ну поехали, старичок. Пощупай меня, несчастную! Я вся твоя!
– Не волнуйся, мразь, не волнуйся! Уж у меня-то не заржавеет!
Угрюм рассвирепел так, что аж весь затрясся, но его запала хватило только на примитивное хаотичное махание кулаками. Где-то мы это уже видели, не находите? То, что старичок так взъелся, это даже хорошо. Прежде чем назваться сэнсеем, мало одной разбитой морды. Нужна наглядная демонстрация и тут ему придется пострадать, раз сам вызвался.
Но до Угрюма никак не доходит, что он слишком предсказуем и слишком медлителен. Более того, он часто теряет меня из виду и уже начинает выдыхаться. Появляется типичный для бывалого курильщика надсадный кашель.
Пора. Иду в захват и эффектно бросаю бузотера через себя. Неплохой вышел кульбит, зрелищный, как я и хотела. Мужики аж охают, узрев, как их сотоварищ бахается оземь, взметнув облачко пыли. Применяю классический самбисткий прием: зажимаю руку между ног и применяю рычаг локтя. Пара секунд и дядька воет.
Вскакиваю, отряхиваюсь, радостная, раскрасневшаяся. Только вот Угрюма поражение настолько выводит из себя, что он, собрав последние силы, поднимается и снова двигается на меня. Отскакиваю вбок и наношу удар правой по почкам. Вот тут уже жесковато вышло, но надо проучить наглеца. Угрюм хватается за бок, падает на колени. Кашляет всё сильнее.
Тут в полной тишине раздаются хлопки в ладони.
– Бесподобно, Лео! – рукоплещет Бун. – Волшебно! Никогда бы не подумал, что обычная драка может быть так красива и так грациозна! И так женственна – вот что самое интересное! Рад, что я не обманулся на твой счет. Очень рад!
– Благодарю, – отвечаю, заправляя рубаху в штаны. Писарчук тут же подает мне щеточку, чтобы пыль отряхнуть. – Ой, спасибо, Джанни, ты такой милый!
Писарчук краснеет, как обычно, поклонившись со всей возможной церемонностью.
Бун подходит к Угрюму, глядит на него сверху вниз. Упирает трость ему в лицо.
– А ты сейчас извинишься перед нашей гостьей, – говорит он тоном, не предполагающим возражения. Что-что, а Илио Бун умеет нагнать страху.
Угрюм хочет что-то сказать, но мешает кашель.
– Я жду, Джакр.
Чош кладет руку мне на плечо и шепчет:
– Не вмешивайся, Лео.
– Да и не собираюсь.
Наконец, Джакр по прозвищу Угрюм встает, подходит, и уткнувшись в землю, через силу выдавливает:
– Прошу прощения, госпожа. Моим словам нет оправдания. Я был бестактен.
Блин, мне стало его так жалко. Видно, как тяжело ему дались эти слова. И потом, хоть он и оскорблял меня, но ведь он человек своего времени. Здесь бабы не в чести. А тут такая фурия. Эту данность еще надо принять, что не так-то просто. Чош вот вывернулся, признавшись мне в любви, но другие… Придется доказывать, что я им ровня.
– Все хорошо, Джакр, я не в обиде. Надеюсь, мы подружимся.
«Никогда», – отображается на нем.
«Ну и шут с тобой, злись себе на здоровье!» – думаю в ответ.
Однако, начало обучения выходит не таким жизнерадостным. Да еще и Бун со своей вампирьей сущностью, зыркает, аки коршун. Я даже смотрю: есть ли у него тень? Есть, всё как у людей. Тогда зачем ему кровь девственниц? Кожу намазывать? Купаться, как графине Батори[1]? Но она-то это делала ради сохранения молодости и красоты, а этот, похоже, чтобы не подохнуть. Редкое генетическое заболевание? Еще повод поспрашивать красавчика.
Кратко поведав новоиспеченным ученикам о том, что я с ними буду делать завтра – ранним утром пробежка, потом разминка, и, собственно, обучение рукопашке, – раскланиваюсь, цепляю красавчика, и собираюсь отчаливать. От обеда отказываюсь с самым любезным видом, а ревнивый скулеж Чоша игнорю. Если честно, здоровяк уже начинает надоедать. Да и местечко это не вызывает доверие. В борделе мадам Лизэ как-то спокойнее.