– Хорошо, господин, – едва живая от страха, лопочет Сандра. Да еще Чош ей рожи корчит, подлец.
– Не переживай, – говорит Бун. – Это всего лишь дня на три, максимум – четыре. В день перед балом вернетесь с докладом. И можешь быть свободна.
– У меня вопросик, – вмешиваюсь я. – Как мы будем уходить? Прямо так – при параде? Сразу скажу – в платье с яйцом под мышкой далеко не уедем.
– Разумно, – соглашается Бун. – Что ты предлагаешь?
– Предлагаю одеть походную поддёвку под наряд. Платья тут пышные, с оборками, складками, видно не будет. Только оружие вряд ли получится пронести.
– Вот Штайн с Сандрой этим и займутся. Спрячут где-нибудь внутри и объяснят, как найти.
– И веревку с крюком. На случай, если придется тикать по крыше. Подъезд к дворцу один – это я уже успела заметить. Дорога единственная и полна стражи.
– Хорошо. Еще вопросы?
– Что я буду делать? – подает голос Чош.
– Ты будешь ждать в условленном месте в назначенный час с парой свободных лошадей.
– Понял.
– Я бы рекомендовал пройтись вокруг замка и заранее составить маршрут бегства.
– Вот завтра и займемся этим, – говорю я. – Еще одно свидание, Данте, ты рад?
– Очень.
– И Чехонте с собой возьмем.
– А вот этому не рад.
– Что? А я-то зачем? – встряхивается здоровяк.
– Пути отхода составлять, а ты что подумал?
– А! Без проблем.
Бун хлопает в ладони, как всегда, одетые в белоснежные шелковые перчатки, и подводит итог.
– Прекрасно, друзья! Встречаемся здесь через пять дней.
Так и расходимся. Лизэ всю дорогу ворчит, как бабка старая, Сандра прямо изнывает от желания разнюхать о том, что творится в недрах знаменитого дворца Робаша.
(разведка боем)
Минуют сутки, и после обеда мы отправляемся на конную прогулку, прочесывать местность, прилегающую к дворцу Робаша.
Я опять Аделаида, правда уже в своем обычном прикиде, немного оживлённым алым атласным шарфом, красным беретом в тон и розочкой в петлице. Можно было из без цветочка, но подчеркнуто женственный аксессуар ни у кого не оставит сомнений в том, что праздная красотка решила только лишь прокатиться, в надежде развеять вездесущую скуку.
Чош, страшно недовольный тем, что его нарядили в «бабьи тряпки», как он выразился, прихвачен в качестве того самого кузена Патрика. Конечно, здоровяк совсем не тянет на роль милого и нежного братца, но что имеем, то имеем.
И вот мы едем, значит, наслаждаемся видами, но Чош, чтоб ему пусто было, не переставая нудит:
– Дожил, пля! Обрядился в бабьи тряпки! Да еще в какие бабьи тряпки, загрызли меня псина! Бабьи с цацками и финтифлюшками…
– Да заткнешься ты или нет? – не выдерживаю я. – Какие такие бабьи тряпки? Черный дублет с золотистой вышивкой – по-твоему бабий? Шоссы – бабьи? Туфельки с золотистыми пряжечками – тоже бабьи?
– Я будто голый в этом дерьме!
– Не выдумывай! А шляпа какая красивая! И красный бантик в петлице, прямо как мой шарфик. Кто посмотрит, сразу решат: вот братик с сестричкой!
– Красная шляпа – бабский цвет! А бант это вообще ни в какие ворота! Тьфу, пля!
– Кто тебе такое сказал?
– Я так думаю и этого достаточно!
– Чушь! Ты выглядишь как вполне себе респектабельный гражданин. Ну, только рожа чуть злодейская, но если ты перестанешь кривиться, будто тебе опростаться невтерпеж, а улыбнешься, может люди и вправду поверят, что ты мой кузен Патрик. Так что улыбайся почаще, Чехонте.
– Я не Чехонте!
– Заткнись, надоел!
Вот так мило беседуя, мы подъезжаем к парадному входу.
Дворец, или замок – кому как нравится – находится на возвышенности. С трёх сторон почти отвесные склоны, и один – покатый, по которому и проложили лестницу. Даже не лестницу, а целый монумент с клумбами, балюстрадой и статуями, одна великолепней другой.
Самое интересное, что здесь уже толпится народ. Кто-то гуляет, как и мы, а кто-то разбив шатры, ожидает начала торжества, видимо надеясь отхватить приглашение или поживиться объедками с барского стола.