– Уверен, она уже в пекле, – с истинно солдатской выправкой докладывает его высокопреосвященство. – Жарится.
– Да? И почему вы так думаете?
– А все слуги безглазого, не к месту будет упомянуто его нечистое имя, кончают таким печальным образом. Безглазый, он, простите, наигравшись с ведьмой-блудницей, скармливает их своим чертям. Это хорошо известно. Такова судьба всех, кто по своей доброй воле осмелился, с позволения сказать, потворствуя собственным низменным страстям, поцеловать безглазого в зад.
– Фу, какая мерзость! – восклицает Алия и еще одна женщина вываливает съеденное на пол. И на нее никто не обращает внимание.
– А что, – с видом знатока, говорит дигник Утт, – это называется «срамный поцелуй». Всякий обряд посвящения…
– Тише, тише, мой дорогой! – обрывает его князь. – Ни к чему такие подробности. Вы все-таки не на дознании с мастером Францем, а в благородном обществе. Иногда вы так несносны, право слово! Значит, вы уверены, что ту рыжую ведьму безглазый отдал на заклание своим слугам?
– Так точно, ваше высочество!
– А я бы не был так уверен. Очень уж бойкая девчушка была. Такая самому безглазому нос сможет откусить, ха-ха! И станет он не только безглазым, но и безносым, ха-ха!
Смешки. Смейтесь, смейтесь, убогие.
– Кто его знает, – заговорщики понизив голос, говорит Эгельберт, – может, она в данный момент среди нас! Высматривает, кому душу высосать. Вы гляньте только! Смотрите, сколько тут красивых дам! И все в масках! А кто за ними скрывается? – И князь начинает наград тыкать пальцем: – вот, например, эта дама с горностаевой опушкой на плечах. Вы не ведьма, случаем? Нет? А, это ты, Катерина! Прости, не признал. Долго жить будешь. Может быть. Ладно, ладно, на ведьму ты и правда не похожа. Или вот вы, сударыня.
И его тонкий девичий пальчик указывает на меня.
– Вы, красавица, случаем, не та ведьма? Что-то я вас не припомню. Может, снимете масочку?
Меня это, если честно, застаёт врасплох. Я и так всё больше волнуюсь, а тут ещё этот хлыщ. Стою с разинутым ртом.
– Ну что же вы, сударыня? – лыбится князь. – Мы ждём. Ждём ведь, правда? Откройте личико, позвольте убедиться в том, что вы не та самая рыжая бестия, которую ловили чуть ли не всем городом.
Гости, как хорошо надрессированные собачки, дружно соглашаются. Кое-кто даже захлопал, со словами: «просим, просим!»
Пихаю красавчика локтем в бок.
– Выручай, – украдкой рычу на него. – Что встал столбом?
– Прошу извинить Марго, ваше высочество, – наконец, раздупляется Дантеро. – Она очень робкая, знаете ли. Перепугалась, смутилась.
– А вы кто такой? – задаёт вопрос князь. – Вас я тоже не узнаю. Или же нет, погодите… Что-то ваш голос знакомый…
Вот же чертила приставучая! Дантеро тоже спекся. В один миг. Стоит, глазами хлопает. Наверное, тут бы мы и погорели, если бы не… Пегий.
Этот извращенец, загримированный под дурака (а может и то и другое вместе), выхватывает у одной дамы кубок с амброзией, выходит на середину зала, выливает алхимическую дрянь прямо на зеркально отполированный мрамор, после ставит пустой кубок на пол, в лужу кровавого цвета, расстёгивает ширинку и… о боже, позвольте умолчать о том, что у него прячется в штанах.
Теперь-то я поняла, почему он так и норовит продемонстрировать, что у него там такое. Таким достоинством грех не похвастать даже приличном обществе.
В гробовой тишине – даже музыканты замолчали – задорно журчит изумрудная струя. Наполнив кубок, Пегий водворяет агрегат обратно, и, отвесив князю образцовый поклон, молвит с истинно философским апломбом, вот так походя избавившись от фирменного змеиного шипения:
– Что есть вино? Не что иное, как кровь преподобного Лёра. А что есть амброзия? Тот самый божественный нектар? Так и есть. Его душа. Душа святая и непорочная. Полагаю, ваше высочество, сие сомнительное варево, от которого, как я посмотрю, всех здесь только мутит и тошнит, на эту роль никак не тянет.
И словно в подтверждение его слов у одной девушки из носа начинает обильно течь кровь. Она взвизгивает и немедленно падает без чувств.
Тишина. Все смотрят то на кубок, полный ссанья полубезумного домушника-эксгибициониста, то на распростертую на полу девушку с окровавленным лицом.
И тут Эгельберт разражается громогласным хохотом.
– Нет, ну вы видели, а? Ваше преосвященство? Каково?