— Точно, про нашу речку написано, здорово! Чьи стихи? — спросила она.
— Авторские, — ответил Михайлов, — пойдем — холодно.
Светлана-таки не поняла толком — то ли ее муж автор, то ли кто другой. Пошла рядом, взяв Бориса под ручку. Оба увидели копошившуюся в своем огороде Василису.
— Интересно, что она там делает? — он помахал ей приветственно рукой.
— Не видит, а если и видела, то все равно не ответит, — пояснила Светлана, — живет изгоем — сама ни к кому не ходит и ее не навещают.
— Чего так?
— Не знаю, — пожала она плечами, — чего ходить-то, не прогонит, но и не приветит. Буркнет на пороге два-три слова и все, уйдет в огород или домой. Привыкла одна…
— А ты… когда коробки относила?
— Ее дома не было. Поставила коробки на стол и ушла.
Светлана ушла в дом. Борис остался во дворе, снова ушел в огород, решил еще раз вымерить расстояние под новый дополнительный сруб к избе. Зимой надо бревна заготовить, а летом начать строительство.
Она услышала из комнаты, как входит муж, спросила:
— Ты чего так долго, Борис, во дворе делал?
— Это не Борис, — услышала она ответ, выглянула из комнаты.
— Ой, Михаил, — обрадовалась Светлана, — проходите. А моего разве нет во дворе?
— Никого нет, — ответил Сухоруков.
— Он, наверно, к Василисе ушел, это четвертый дом от нас. Проходите, Михаил, Борис скоро вернется, я пока стол накрою.
— Спасибо, хозяюшка, лучше я за Борис Николаевичем сбегаю.
Он исчез, а Светлана прошептала тихо: «Надо же, Сухоруков прибыл — ни машины, ни вертолета не видно. А мой, интересно, зачем к Василисе поперся?
— Что шепчешь? — спросил вошедший Борис.
— О, ты здесь что ли? Я подумала, что ты к Василисе ушел?
— К Василисе? К ней надо сходить, но с тобой, один я к тетке Матрене могу зайти, а то наплетут деревенские невесть что, — ответил Михайлов.
Светлана обрадовалась ответу, пояснила:
— Миша Сухоруков пришел, я подумала, что ты у Василисы, он за тобой побежал.
— Ну вот, — рассмеялся Борис, — мужик еще не грешил, а его уже сдали. Миша как здесь оказался?
— Не знаю, придет — спросим.
— Поглядим сейчас, как его Василиса встретит. Интересно…
Светлана накрывала на стол, Борис, накинув душегрейку, ушел курить на крыльцо.
Сухоруков вернулся минут через десять какой-то странный и удивленный. Поздоровался, обнял Бориса. Они вошли в дом, сели за уже накрытый стол. Михайлов разлил самогонку по стопкам.
— Сначала выпьем за гостя, а потом он расскажет, каким ветром его сюда занесло без техники, — предложил Борис.
— За хозяев, — произнес Сухоруков и опрокинул стопку в рот, закусил грибочком свежего посола, — на технике я, десантировался из вертушки за два камэ отсюда, ветер с деревни, поэтому не слышали. Решил навестить, вас заранее не предупредишь, поэтому нежданно.
Он налег на лосятину с картошкой и соленого хариуса.
— Давно так не ел по-домашнему. Прелесть, как вкусно!
Михайлов снова наполнил стопки.
— Ты прилетай почаще. От службы тоже отдыхать надо и нам веселее.
— Спасибо. Этот тост за хозяйку и никак иначе, — предложил Сухоруков.
Мужчины выпили до дна, опять набросились на еду, Светлана пригубила и поставила стопку на стол.
— Василиса… Расскажи мне о ней, Борис Николаевич, — попросил Михаил, — какие-то у нее глаза… тоска одна, аж за душу берут. А лицо… словно из русской сказки писано, красавица настоящая. Но хмурая, наверно, муж ревнивый.
— Понравилась? — с улыбкой спросил Михайлов.
— Понравилась, — со вздохом ответил Сухоруков.
— Если понравилась, тогда, конечно, расскажу. Мужа у ней медведь задрал, шесть лет уже вдовствует. Дети, мальчик и девочка, от пневмонии в один день умерли. Пять лет пролетело. Одна в Грязновке жила, а там даже электричества нет, недавно ее сюда перевез. Сможешь окаменелое сердце растопить — действуй, Миша, но аккуратно. Заледенела она… про мужа и детей лучше не напоминать.
— Понял, Борис Николаевич, спасибо за информацию. Тяжело, наверное, придется, но что делать — очень она мне понравилась. Что посоветуешь, Светлана Андреевна, как женщина?
Светлана задумалась, потом ответила с философским видом: