— Гражданин, сюда нельзя, предъявите, пожалуйста, ваши документы.
Ого, подумал Михайлов, уже охрану выставить успели. Через приоткрытую дверь в коридор отделения он увидел начальника местной полиции.
— Там ваш начальник в коридоре, пригласите, он меня знает.
— Начальник занят, давай паспорт или в отдел сейчас поедешь, — угрожающе произнес сержант.
Когда же наша полиция научится вежливо разговаривать с народом, подумал он?
— Сержант, я врач и мне необходимо пройти, ваш начальник меня знает.
— Ах ты, сука, мне еще указывать будешь, — он достал наручники, — быстро ручонки свои сюда давай.
На шум вышел начальник полиции.
— В чем дело? — недовольно произнес он и, увидев Михайлова, удивился, — Борис Николаевич, вы как здесь?
— Меня теперь зовут сука, которая должна ходить только в наручниках. Разберитесь с сержантом, но позже. Сейчас доложите, что случилось?
— Дочка у председателя суда, семнадцать лет, ножевое ранение в живот, — ответил подполковник.
— Что хирурги говорят?
— У нас два хирурга. Более опытный взял отгул, найти пока не можем, а который здесь — совсем молодой, только после института. Такие операции делать не умеет, вызвали санавиацию, но бригада прилетит к вечеру или завтра. Доктор говорит, что раненая не дотянет…
— Ясно, будьте здесь — можете понадобиться. Я осмотрю больную, где она?
Подполковник указал на дверь с надписью «операционная». Михайлов надел халат и вошел. Подобного кошмара он не мог себе представить даже во сне.
Девушка лежала на операционном столе прямо в верхней одежде, вокруг столпилась кучка людей в белых халатах, видимо, как догадался Михайлов, все врачи районной больницы.
— Кто из вас хирург? — спросил он.
— Я, — ответил испуганный молодой человек лет двадцати пяти.
— Вы, анестезиолог и операционные сестры остаетесь, остальных прошу немедленно выйти.
— А вы кто такой? — спросил один из присутствующих.
— Я Борис Николаевич, хирург высшей категории, здесь оказался случайно, пожалуйста, не мешайте нам работать. Так… готовим девочку срочно к операции. Давление?
— Шестьдесят на ноль.
— Группа крови?
— Не определяли.
— Хирург, как по имени?
— Виктор.
— Виктор, срочно определить группу и резус, потом мыться. Кровь есть?
— Нет.
— Понятно. Девочку раздеваем… так… видимо, ранение печени и тонкого кишечника. Струйно полиглюкин, интубируем.
Михайлов мыл руки, наблюдая, как зашевелился персонал, вышедший из стопора.
— Борис Николаевич, группа крови вторая плюс, — доложил хирург.
— Хорошо. В коридоре начальник полиции, скажите ему, чтобы обеспечил доноров и быстро мыться.
Михайлов обработал операционное поле. Горизонтальная рана располагалась ниже правого подреберья сантиметра на три. Он расширил разрез, доведя его до белой линии живота, и опустился вниз. Руки мелькали с зажимами, накладываемыми на появляющиеся красные точки после разреза.
— Видишь, Виктор, нож преступника отсек немного край печени, срез ровный. — Говорил Михайлов. — Убираем сгустки и покрываем удвоенным листком сальника. Так… молодец… прошиваем п-образным швом. С печенью все, теперь осматриваем тонкий кишечник, должна быть где-то ранка. Так… вот она, есть… хорошо резанул сволочь, придется удалять часть кишки. Накладываем зажимы на брыжейку, хорошо… теперь мягкие на кишку, хорошо. Удаляем частично с брыжейкой и шьем, как анастомоз конец в конец. Как давление?
— Поднималось до восьмидесяти, сейчас опять шестьдесят и падает.
— Что с кровью?
— Будет через пять минут.
— Поторопите, полиглюкин струйно.
Наконец-то принесли первый флакон крови, провели биологическую пробу — нормально. Давление стало повышаться, Михайлов вздохнул облегченно.
— Теперь мыть кишечник, выливаем стерильный фурацилин, вычерпываем, убираем кал, снова моем… так… еще раз, еще… Все, зашиваем послойно, оставляем трубки. Как давление?
— Лучше. Уже сто на сорок.
— Хорошо. Как, Виктор, дальше справишься один, а то мне ехать домой пора?
— Теперь справлюсь, Борис Николаевич, будет жить девочка, организм молодой, здоровый, выкарабкается.
Михайлов глянул на часы, семь вечера — он оперировал почти пять часов. Придется ехать домой ни с чем — без свидетельства о рождении. Но и оставить девушку умирать он тоже не мог. Дома Светлана уже наверняка извелась вся, а ей нельзя волноваться. Но что делать, такова жизнь. Он вышел из операционной. Мать девушки прошептала еле слышно?