Лежа в отдельной комфортабельной палате, под постоянным наблюдением лучших врачей и медперсонала, Виктор чувствовал себя одиноким, как никогда ранее. Если бы Уинстон знал, какой болью отзывалось каждое его слово в сердце художника.
Виктор поблагодарил за визит и просил передать Зое, что с ним все в порядке и, чтобы она не беспокоилась. А Джону, в ответ на его счастливую улыбку, ответил:
— Рад за вас. — Затем устало закрыл глаза, после чего Джон тихо вышел из палаты и поехал на встречу с Зоей. У них выдалось немного свободного времени, они договорились встретиться и погулять по Москве.
Был конец светлого месяца мая, цвела сирень, недавно прошли официальные торжества года по поводу 25-летия Победы. Великобритания была одной из главных стран-победительниц, что на какое-то время сблизило СССР и Запад. Джон ехал в машине по солнечной весенней Москве и думал:
— Как жаль, что после победного завершения 2-ой мировой войны международная обстановка сложилась таким образом, что почти сразу наступила эпоха «Железного занавеса» и «Холодной войны». Ему не хотелось думать о том, что у их отношений нет будущего и ему не удастся жениться на Зое. Главное, они встретились, о другом думать сейчас не хотелось совсем.
Они полюбили гулять по весенней Москве и вдвоем открывать ее для себя. Отношения были возвышенно-платонические, он — истинно английский джентльмен из аристократической семьи, она из древнего дворянского рода, выращенная бабушкой, выпускницей Смольного. Сошлись их пути, пересеклись судьбы.
В один из ближайших дней они вдвоем посетили Виктора в больнице. Вошли в палату к нему — молодые, красивые, счастливые. Зоя всегда редко улыбалась, а эта улыбка озаряла ее прекрасное лицо светом счастья. Виктор впервые увидел у Зои такую улыбку. А, как они с Джоном смотрели друг на друга, как сидели рядом, не разнимая рук… Уходя, Зоя оставила ландыши на его прикроватной тумбочке. Их тонкий аромат напоминал о том, что она была здесь и держала в своих руках этот маленький букетик. Виктор поднес цветы к своим губам, вдыхая их нежный аромат.
Академик Берсенев, наблюдавший его, как-то сказал:
— Друг мой, я — кардиолог и, как кардиолог, сделал все возможное для твоего сердца и честно тебе скажу, что ты еще поживешь на этом свете, но и ты не подводи меня, ты должен хотеть жить.
А Виктор грустил. Его, прострелянное инфарктом сердце, болело не столько от раны, нанесенной тяжелой болезнью, сколько о несостоявшемся счастье, о разбитой мечте. В свои тридцать восемь лет он чувствовал себя на краю жизни.
— Зачем мне жизнь? Я одинок и буду одиноким, я это твердо знаю. - Подобная мысль крепко засела в его голове.
Выписавшись из больницы, Виктор собрался к родителям в город своего детства и юности - Вологжанск.
Стоял июнь, лето было в зените, одаривая своим теплом. Поехал он ночным поездом и уже утром прибыл в родной город. На перроне старинного вокзала его встречали родители. О своей болезни Виктор ничего не сообщил, чтобы не беспокоить их. Им самим под семьдесят, но они вдвоем и поэтому держатся. Виктор обнял мать Елизавету Владимировну и отца Василия Петровича, пришедших встретить сына. Затем подошел водитель такси и помог отнести багаж, все сели в машину и поехали на квартиру Виктора и его родителей в доме, построенном для высокопоставленных и заслуженных людей города. Квартира была огромная, аж четыре комнаты с большими окнами, дающими много света. Виктор приехал с намерением прожить все оставшееся лето в Вологжанске. Для этого сам академик Берсенев позвонил главврачу центральной вологжанской больницы и договорился, что Виктор Васильевич будет под его неусыпным наблюдением и если что, то пусть ему звонят в любое время дня и ночи. С таким условием Берсенев отпустил Виктора домой к родителям.
Не зря говорят, что дома стены лечат. Словно вернувшись в свое детство и юность, пообщавшись с родителями и давними друзьями, Виктор начал приходить в себя и снова захотел работать. Он выезжал на природу, бродил по лесу, делал наброски пейзажей и рисовал, рисовал…