Дом, милый дом никогда не казался настолько скромным после дворцов, где пришлось пожить, и которые довелось посетить. Но розы цвели у самых ворот, и к ним бросилось бесценное сокровище, крошечное существо в голубом платьице, с темно-каштановым потоком волос и сверкающими темно-карими глазами. Два дня назад ей сказали, что мать и отец были в пути домой, и с тех пор о них только было разговоров и вопросов. Ей шёл четвёртый год, и просто поразительно, как быстро растут дети. Возвращаетесь после трех или четырех месяцев разлуки, а вас встречает новое существо. Вы не можете сдержать свои крики восторга, но бдительный эксперт должен проверить ваши восторги, чтобы не нанести никакого ущерба. Ирма Барнс, которая была воспитана в мире забав, с трудом понимала, что ребенок больше, чем игрушка для двух восхищенных родителей. Ирме Барнс, которая всегда поступала по-своему, пришлось научиться подчиняться дисциплине во имя той самой догматической новой науки «изучения детского развития».
Да, в самом деле. Даже ребенку стоимостью двадцать три миллиона долларов нужно научиться делать что-то своими руками. А как она научится, если кто-то делает все за нее, и никогда не позволяет ей делать никаких усилий? Как она научится дисциплине, если она всегда поступает по-своему. И если ей внушили, что она является центром внимания, более важным, чем любой из тех, с кем она имеет дело? Строгая мисс Севэрн настаивала, что ее профессиональный авторитет должен всегда уважаться. А также добросовестная мисс Эддингтон, которая уже больше была не нужна, как гувернантка Марселины, но оставалась на положении полу-пенсионера, полу-друга семьи до тех пор, пока она не возьмёт на себя ответственность за Фрэнсис. Эти две прихожанки англиканской церкви были в сговоре и призвали на помощь Ланни против заботливой матери, двух соперничающих бабушек, провансальской поварихи и мажордома, не говоря уже о Санта-Клаусе.
Весёлого Рождества. Но не слишком весело, когда над домом висит тень печали. Никто не может забыть этих двух скорбящих еврейских женщин и горя в их сердцах. Рахель и Мама делают все возможное, чтобы не переносить свои страдания на друзей. Но все понимают, о чём они думают. Действительно, было бы не так грустно, если бы Фредди умер и был похоронен, тогда, по крайней мере, они были бы уверены, что он не страдает. Конечно, это худший из возможных вариантов, и он не даёт им покоя. Они остаются одни в коттедже, а их мысли всё время остаются с тем, кто томится в застенках. Они трогательно благодарны за все, что было сделано для них, но есть одна вещь, о чём больше всего они хотят спросить.
У них в глазах вопрос, хотя их губы молчат. О, Ланни, о, Ирма, придумайте, что можно сделать для бедного Фредди?
Ганси и Бесс были на Среднем Западе, давая концерты несколько раз в неделю. Они перевели деньги телеграфом после первого концерта, и Маме и Рахель больше не придется тратить деньги Ирмы на еду. Они предложили снять для себя небольшое помещение, но Бьюти сказала: Нет, это будет нехорошо. Ирма сказала то же самое. Но не могла отделаться от мысли, что было бы лучше, если бы они так и сделали. Она чувствовала, что грозовая туча висит над местом, и ей хотелось вытащить Ланни из-под неё. Она беспокоилась о том, что происходит в его голове, и не понимала, почему она должна отказаться от светской жизни из-за трагедии, которую они бессильны предотвратить. Ирма хотела устраивать приёмы, настоящие приёмы, вроде тех, которые оставляют в обществе впечатление. Она готова вкладывать деньги, а Бьюти и Физерс всё устроят. Обе будут рады это делать, потому что они придают большое значение приёмам, так как приёмы выделяет вас из общей массы, которая не может их устраивать, по крайней мере, не с такой элегантностью и шиком.
Остаётся ещё вопрос о двух малышах. Они вместе почти все время, и этому нельзя препятствовать. Они рвутся друг к другу, принимают это как должное, и наука исследований детского развития на их стороне. Невозможно правильно воспитать ребенка в одиночестве, потому что ребенок стадное создание. Так говорят все учебники. Если маленький Йоханнес был занят, то нужно было выйти и найти маленького провансальского или лигурийского рыбачка. Не было ни малейшего изъяна, который Ирма могла найти в крошечном Робине. Он мечта и черноволосое очарование, он добрый и милый, как и его отец, но он еврей. И Ирма не могла примириться с мыслью, что он может быть более интересен её дорогой Фрэнсис, чем в любой другой человек, не исключая её саму. Конечно, они ещё такие крошечные, и кажется абсурдным беспокоиться. Но книги и эксперты сходятся во мнении, что в этом возрасте создаются неизгладимые впечатления, и разумно ли позволить арийской девочке вообразить, что семитский тип самый романтичный, самый захватывающий в мире? Ирма представила себе, какие слепые и трагические последствия в дальнейшей жизни могут возникнуть из этого.