Тварь мгновение помедлила, оценила, что я вооружен и, взвесив свои шансы, бросилась в атаку. Вот только она недооценила моей решимости. Я подставил правую руку с пистолетом под укус, и она заглотила наживку по локоть. К тому же, не думая останавливаться, гончая сбила меня с ног своим весом. Другой на моем месте взвыл бы от боли и сдался. Но я к боли привык. Даже окунания в огненное море уже бодрили не так, как в начале.
Начинаю стрелять. Мой пистолет прямо внутри твари, так что толстая шкура не защитит от пуль. Выстрел, второй, третий. Вижу испуг в ее глазах. Что-то новенькое. Довольный собой луплю палашом псине по хребтине. Чувствую, как от ран чудовище начинает слабеть. Задние лапы и вовсе обмякли, похоже, что перебил позвоночник. Горжусь собой!
— Зубы прочь от Роберто Флетчера! — кричу я, отпинываю полудохлую гончую, освобождаю руку и вижу в ней пистолет Мельхома. Выходит, гончие - твари без души, раз даже это оружие не убивает их наповал?
Отшвырнул проклятый артефакт подальше, хватит мне неприятностей от него! Запрыгиваю на лошадь однорукого полицейского и несусь галопом прочь со двора. Кстати, на выходе я заметил этого недоумка, прижимающего культю к груди и ковыляющего прочь, заодно снес ему башку. Вдруг он слышал мое имя?
***
Следующие несколько недель веду себя тихо, как мышь в мешке с зерном. Пока что мне удается избегать встреч с гончими. После того случая на почте они не выходили на мой след. Я же не тратил времени попусту. Промышляя по дороге небольшим разбоем и грабежами - скромными, по моим меркам, держу путь в Западный Гроссенштайн, туда, где все началось. Даже подумывал сколотить небольшую банду, но как только представил, сколько с этим мороки, отказался от этой затеи.
Я не хотел, чтобы меня хоть кто-нибудь узнал, а потому, вернувшись в родные места, раздобыл плащ с капюшоном и не показывал из-под него носа. Впрочем, не думаю, что в таком виде кто-то и вправду мог бы меня опознать - небритый, сгорбленный, воняю и изрядно исхудал, к тому же постоянно озираюсь по сторонам. Полная противоположность старого меня.
Узнал из афиши перед театром, что меня не было два года. В Аль’Гехене мне казалось, что прошла целая вечность или две. Решил заночевать в трактире на выезде, а завтра, полный сил, наведаться к старику. По дороге меня облаял хромой цепной пес. От неожиданности я испугался и вздрогнул. На всякий случай по-тихому убил его, но впредь стал держаться от собак подальше.
В трактире я потребовал лучшую комнату, лучшее вино, что у них есть и самую симпатичную официантку, вернее двух, чтобы отмыли меня как следует - завтра большое дело. Девок выбрал помоложе, чтобы обойтись без истеричных сынков на этот раз. Думал, что не смогу сомкнуть глаз, но не тут-то было. Уснул как ребенок, впрочем, неудивительно, учитывая количество выпитого.
Утром, полный вдохновения и сил, врываюсь в лавку Мельхома. Мерзавец на месте, заулыбался, будто бы рад меня видеть. Сходу разнес витрину, попавшуюся под руку, чтобы задать тон беседе, и направился к старику. Он попятился.
— Милорд недоволен товаром, который я ему продал? — ехидно спрашивает он.
— Я у тебя ничего не покупал, выродок! — продолжаю наступать. — Ты подставил меня! Обрек на… Сам знаешь, на что! Еще распинаться перед тобой.
Наконец прижал его к стене, воспользовавшись этим, схватил за шиворот и ударил коленом в живот. Он скрючился. Тогда добавил локтем по спине, старик упал, и я пнул его в лицо сапогом. Подумал, что делать дальше и решил продолжить бить. Удар, удар, еще удар. Вот только чем больше ударов я наношу, тем лучше понимаю - это не приносит никакого удовлетворения. Тогда склоняюсь над этим проходимцем, переворачиваю и удивляюсь. Вместо избитой окровавленной морды у него, видите ли, улыбка до ушей, и в глазах огонек такой мерзенький.
Увидев мое смущение, Мельхом решил сбросить маску. Он стряхнул меня с такой легкостью, будто отпинул надоедливого щенка от ноги. Я пролетел через пол зала и разрушил собой стойку со стеклянной витриной. Мельхом поднялся. На нем ни следа от старости и дряхлости, а вот ухмылка никуда не делась.
— Понятия не имею, как ты вернулся, но если тебе вдруг невдомек, то расчет был как раз на то, чтобы отправить тебя в Аль’Гехену.
Проклятье. Я лежу в осколках стекла весь в крови. Всего пару мгновений до того, как я снова услышу гончих. Но на этот раз мне нельзя бежать, не только из-за мести, но еще и потому, что Мельхом, скорее всего, не даст этого сделать.
— Сейчас, обожди, — бравада хоть и напускная, но это все, что у меня есть. — Встану и придумаю, как тебя разделать, тварь бездушная!