Убрав со стола, мама легла в постель и попросила сына накрыть ее поверх одеяла шубой.
Громыхнув с досады стулом, Павлик встал и молча исполнил ее просьбу.
От электрического света у мамы почему-то болели глаза.
Но Павлик, выслушав ее робкую просьбу, тотчас забыл о ней и снова погрузился в книгу — слишком уж захватывающе развивались события на Таинственном острове.
Наутро мама на работу не пошла. Она все кашляла и сердилась на себя.
— Вот угораздило не вовремя расклеиться, — ворчала она. — Конец месяца, отчет… Напутают все там без меня…
А у Павлика этот день оказался особенно удачным.
Исконный враг его класса — пятый «Б» — был посрамлен. На этот раз состязание по хоккею превратилось для него в настоящее ледовое побоище. Пятому «Б» так и не удалось размочить счет. С результатом 8:0 победила команда пятого «Г», в котором учился Павлик.
Уже наступил вечер, когда Павлик, измученный и счастливый, с коньками в руках подбежал к своему дому.
У крыльца стоял «Москвич» с красным крестом на ветровом стекле.
Навстречу Павлику из парадной двери вышел очень полный мужчина в меховом пальто, из-под полы которого виднелась белая полоска халата. В руках у него был черный ящичек. Мужчина, кряхтя, залез в машину, хлопнул дверцей, будто выстрелил, и «Москвич» умчался, недобро мигнув на повороте кроваво-красным глазком сигнала.
Страшная догадка испугала Павлика.
Он вбежал в комнату. В ней стоял полумрак. Пахло спиртом, горелой ватой и какими-то лекарствами.
— Тише, тише, пожалуйста, — услышал Павлик голос соседки Нины Петровны.
Высокая, крупная, она стояла возле кровати. Из-за ее спины Павлик разглядел на подушке мамино лицо. Оно было странно изменившимся, будто чужим.
— Павлушка пришел? — тихонько произнесла мама. — Накормите его…
— Не беспокойтесь, голубушка, лежите. Накормлю, как же… — прошептала Нина Петровна и уже совсем другим, суровым тоном сказала Павлику: — Идем!
Павлику стало нестерпимо жаль маму. Он кинулся было к кровати, но Нина Петровна схватила его за рукав:
— Ты с ума сошел? Ты же холодный, с мороза! Иди на кухню.
И Павлик, глотая слезы, вышел. На кухне он стал торопливо снимать с себя куртку, шарф, ботинки.
— Мама выздоровеет? — спросил он испуганным шепотом Нину Петровну, как только она вошла.
— Может, и выздоровеет, — помедлив, обронила соседка.
Павлик понял, почему она так сказала. Нина Петровна не раз упрекала маму: «Балуете вы Павлушку, барином растет. Для него дров принести — физкультура, а вы все сами…»
А Павлику говорила: «Не бережешь мать, попрыгун! Другой-то матери у тебя не будет…»
Мальчик вплотную подошел к Нине Петровне, чтобы заглянуть ей прямо в глаза, сказал торопливо, срывающимся голосом:
— Выздоровеет, выздоровеет!
Чтобы не расплакаться снова, Павлик открыл рот и стал часто дышать.
— Чего это ты, как галчонок, рот открываешь? — насмешливо заметила Нина Петровна. — Небось, сегодня не то, чтоб врача вызвать, воды матери не подал!..
Павлик стоял и молчал, опустив голову, готовый вот-вот зареветь.
Нина Петровна накрыла на стол и сказала спокойно, примиряюще:
— Поди поешь.
Павлик нехотя присел на краешек стула.
Помолчав, Нина Петровна сказала как бы про себя:
— Воспаление легких у мамы, а все оттого, что не бережется. По воду сама, за дровами сама, везде сама…
Павлик хотел сказать, что теперь он сам будет все делать, но почувствовал, что от слез ему не удержаться.
— Да ты ешь! Чего вскочил?
Павлик замотал головой и, отворачивая лицо от Нины Петровны, боком проскользнул в комнату к маме.
НЕМАЯ КАРТА
не всегда очень нравилось сидеть на уроках географии и слушать. Только отвечать у карты я не любил. Особенно, если карта «немая». Посмотрю на нее и сразу забываю, что знал. Надо найти, например, залив какой-нибудь или остров, и только хочешь показать это место на карте — вдруг сомнение берет, правильно ли?
Я как-то признался в этом Витьке-Профессору — длинный такой парень у нас в классе есть. Его Профессором прозвали потому, что он близорукий, сидит на уроках в очках, и от этого у него очень умный вид. Выслушал он меня и наговорил такого, что я еще больше стал «немой» карты бояться. Говорит: «Это у тебя невроз!» И даже лечить меня взялся. «Холодной водой, — говорит, — буду тебя окатывать».
Отец у Витьки доктор. «А ведь все может быть, — думаю. — Может, и правда болезнь у меня такая. А что дома будет всякий там невроз, когда табель с двойками покажу, так это уж наверняка!»