плачут несколько детей. Неведение вкупе с собственной беспомощностью разбудили в Пьере ярость, которую он с трудом сдерживал. Сжимая кулаки, он судорожно перебирал в уме возможные пути к спасению. Замок и цепь крепки, в стене сидят прочно. Кинуться, когда придут за ним? После того как он извернулся зарезать одного из них, они наверняка примут меры предосторожности, придет не один, с оружием. Возможно его убьют вот так на цепи, как шелудивого пса, а может просто дадут сдохнуть от голода и жажды. Рыцарь глубоко вдохнул и заставил себя успокоиться. Хорошего воина всегда отличало умение хладнокровно ждать момента, и он будет его ждать. Прошёл ещё один день. Их кормили ещё один раз. Судя по иногда доносившимся снизу стукам и скрипам, Амадёр дежурил на первом этаже постоянно, когда же он приходил кормить узников и выносить отхожие ведра, ключи он предусмотрительно оставлял в двери, от которой скованного рыцаря отделяло добрых 5 шагов, так что даже бросившись на тюремщика и, с помощью Бога и воинских навыков, одолев этого громилу, до них было не добраться. Пьер пробовал расшатать кольцо в стене, но с таким же успехом мог пытаться кулаками пробить каменную кладку, в которой оно сидело. Пьер говорил с детьми. Узнал том, как многие из них хоронили братьев и сестренок, унесённых горячкой, о том, что те из них, кто постарше, с тех пор как смогли держать в руках мотыгу работают наравне со взрослыми. О том, как пришли англичане, и они всей деревней убежали в лес, а мама одного из них не успела, и они даже из чащи леса слышали, как она кричала, после чего её никто не видел, и осиротевшему ребенку пришлось с тех пор жить у тётки. А после англичан прошли французы, которые не убивали и не жгли, но забрали большую часть зерна и чудом сбережённых от англичан гусей, и походя вытоптали конями посевы. Волей-неволей у него проснулось сочувствие, он начинал видеть в крестьянах людей, которым досталась нелёгкая доля, которую их аристократия нисколько не облегчала, а очень даже наоборот. Настало утро третьего дня с момента пленения. Проснувшись от тревожной полудрёмы, с болью во всём теле, от недавних побоев и от сна на деревянном полу Пьер вдруг увидел, как его молчаливая соседка по темнице пристально смотрит на него своими голубыми озёрами глаз. Наконец она сказала: Меня зовут Жанна, а тебя? - Пьер. Как ты попала сюда? - Мама уложила меня спать, спела колыбельную, как всегда. И я уснула, а проснулась уже далеко от дома. Мама найдёт меня, я знаю. - Конечно найдёт. Ты главное не грусти. - Ты хороший. Я покажу тебе что-то, но обещай, что никому не расскажешь - заговорщическим шёпотом сказала девочка, приблизившись к рыцарю, насколько ей позволяла цепь, в три витка обёрнутая вокруг её хрупкого тельца, замок замыкающий железные звенья выглядел непропорционально огромным на её фоне и заметно отягощал движения. - Обещаю - Пьер со всей искренностью приложил руку к сердцу. Из складки аккуратной, явно сшитой с большой любовью, льняной сорочки девочка извлекла на свет тускло поблескивающую бронзовой желтизной заколку – иглу около 5 дюймов длинной с навершием в виде искусно отлитой бабочки с какими-то цветными камнями в крыльях. — Это мамино. У неё такие красивые длинные волосы, она их закалывает днём, чтобы не мешались. В тот вечер я попросила её поиграть и так и уснула с ней. А когда меня принесли сюда я её этим дядькам не показывала и спрятала. - Молодец, ты просто умница! – глаза Пьера загорелись надеждой. – Дашь мне тоже поиграть? Возможно, я смогу с её помощью вытащить нас всех отсюда. Глаза девочки сузились: - А ты обещаешь, что вернёшь? - Клянусь сердцем! Ладошка с драгоценной в данной ситуации вещью неуверенно протянулась к нему. Пьер принял её с благоговением и тут же спрятал в башмак. – Главное не спешить, думал он. Подожду ночи. Весь день он вел себя смиренно, стараясь не выказывать нетерпения и не вызвать никаких подозрений. Безвкусную ячменную кашу он съел до крошки. Однако после захода солнца произошло то, что заставило его поторопиться. Дверь их узилища распахнулась и в темницу вошла многочисленная компания: уже знакомые Пьеру «лесные призраки» в количестве пятерых, в этот раз с умытыми рожами, от чего, впрочем, их изуродованные рубцами и шрамами хари смотрелись ещё гаже, три такие же изуродованные немолодые крестьянские бабы и возглавлявший их давешний священник. Амадёр шёл подле, не отрывая от него подобострастного взгляда. - День пришёл дети мои! - торжественно провозгласил монах. - Сегодня вы станете свободными! Братья и сёстры подготовьте этих чад к церемонии! Амадёр прошёлся с ключами по комнате, споро открывая замки и скидывая цепи. Мужчины и женщины цепко похватали напуганных детей и повели к выходу. Процессия почти покинула темницу, когда безносый главарь пленившего Пьера отряда подошёл к единственному оставшемуся теперь узнику, сидевшему на полу, и процедил: -С тобой вонючий пёс мы скоро разберёмся, потерпи. В подкрепление своих слов он со всей силы пнул рыцаря в бедро. Пьер никак не стал реагировать, уткнувшись глазами в пол. Приняв это за страх и сломленный дух к сопротивлению, разбойник удовлетворённо улыбнулся и вышел прочь. Дверь закрылась. Пьер на пару минут прислушался к тому, как шаги и голоса стихают внизу, извлёк из башмака заветную иглу и занялся замком. Железный цилиндр с толстой дужкой и скважиной с торца не должен был быть слишком сложно устроен. Нетолстая игла заколки проникла в скважину и начала шарить внутри. Воин не имел опыта взлома замков, а действовал по наитию. Пару раз он нажимал на что-то внутри, и бронзовая игла угрожающие прогибалась в руках. В третий раз он нащупал какую-то пружинящую поверхность и надавил, молясь, чтобы это дало какой результат раньше, чем хрупкая игла сломается. Пружина начала поддаваться, но и заколка, не предназначенная для таких целей, порядочно изогнулась. Пожалуйста Господи! - мысленно взмолился Пьер и нажал сильнее… Раздался щелчок, и дужка замка выскочила из паза. Усилием воли обретший свободу узник подавил крик радости, осторожно вынул дужку замка из звеньев цепи и очень медленно и аккуратно снял её с пояса. Освободившийся медленно встал и наслаждением вытянулся во весь рост, затем подкрался к двери. Рыцарь прислушался, затаив дыхание, на несколько минут: ни звука не доносилось снизу. Пьер схватил замок за дужку наподобие кастета и приоткрыл дверь. Скрип несмазанных петель набатом резанул ему по ушам, он опять замер и превратился в слух, и опять всё было тихо. Очень медленно он открыл створку и заглянул внутрь. Внизу не было никого, огонь в очаге едва теплился. Пьер облегчённо вздохнул. Понадеявшись на цепь и замок сковывавшие опасного, пусть и тщательно обысканного пленника, его оставили одного. Возможно, предстоящая «церемония» представлялась всем им настолько важной, что эти непонятные люди просто забыли обо всём. Воин не стал гадать, быстро оглядевшись в комнате он не нашёл оружия, но подумав, сменил увесистый замок на кочергу, стоявшую у очага. Окна первого этажа были не в пример больше окошек второго, и Пьер, стараясь слишком не показываться, огляделся. Грязная улочка деревни была безлюдна, в сгущающейся тьме ни одно из окон окружающих домишек не горело. Однако свет был виден в дальнем конце единственной улицы деревни, источник его был скрыт стеной последнего дома.Воин тихо выскользнул из дверей тюрьмы, с наслаждением вдохнув, наконец, свежего воздуха. С освещённого конца улицы доносился гул человеческих голосов. Однако, прежде чем идти туда Пьер решил попытать счастья найти своё оружие. Он помнил откуда его привели и двинулся в тот конец деревни.Тихо, перебежками от тени к тени, от куста к кусту, от забора к забору, поминутно оглядываясь. Впрочем, никто из обитателей странного посёлка так и не показался. И вот Пьер подкрался к тому месту, где очнулся после короткой схватки в лесу. Отсюда от последнего жилища деревеньки в тёмный лес уходила тропа. У покосившегося домишки горел костерок, перед которым на бревне сидел часовой (если именно за этим одного из лесной братии оставили здесь). Рыцарь несколько минут наблюдал за ним из кустов. Крепкий высоченный детина с рябой рожей и изуродованным шрамами ухом с аппетитом поедал похлебку из миски, периодически прикладываясь к кожаной фляжке…его, Пьера фляге с вином – Вот же свинья! Но тут рыцарь заметил другой предмет, выхваченный из мрака светом костра: шест вбитый в землю венчала человеческая голова. Вглядевшись в ещё не тронутые тленом черты Пьер увидел шрам, пересекающий лицо – Бастиан! Он едва сдержал крик негодования и горя, внутри души воина закипала чёрная ярость. Вот какую месть вы учинили пленному после честного боя! Такой злобы в себе он не помнил, даже тогда, когда его отряд настиг и частью перебил, частью перевешал английский разъезд, который вырезал крестьянский хутор. Англичане тогда четвертовали пожилого главу семейства, нескольких его взрослых сыновей и едва подросшего внука, а кошмарные образы того что английские скоты сделали с женщинами были заперты в глубочайшем подвале памяти шевалье Д’Этюра, куда он не хотел более заглядывать никогда. Товарищи Пьера не знали жалости в тот день, даже богатого рыцаря из того отряда вздёрнули рядом с его оруженосцем, наплевав на выкуп. Но сейчас погибли не незнакомые крестьяне, а его друг, боевой товарищ, брат рыцарь, не раз спасав