В затерянной среди лесов деревушке Сен Сальте сегодня было суетно. Единственную площадь в конце единственной улицы тщательно вымели и, как могли, украсили гирляндами букетов из луговых цветов, пёстрыми лентами материи ,по такому случаю извлечённой из сундуков - последние свидетельства былого достатка и торговли с внешним миром. В кухнях жарили множество добытых накануне фазанов и перепелов, в доме же старосты на вертеле румянился целый кабанчик. Из погребов извлекали последние бутылки и бочонки с вином. Торжественный вечер должен был закончиться грандиозным пиром. К вечеру зажгли множество фонарей и факелов. Детей, которые должны были быть в центре торжества, женщины тщательно вымыли, сытно накормили и одели в белые одежды. Несколько часов спустя после заката всё наконец было готово. Нарядно (относительно обычных серо - грязных будней) одетые селяне, почти все жители деревни, собрались на главной и единственной площади у церкви. Их было немного, едва ли четверть от былого многолюдства лесного селения углежогов и охотников. Полторы дюжины женщин, с десяток стариков и совсем уж увечных мужиков и главная опора деревни- отряд из десятка сильных охотников-воинов. Правда пару дней как их был уже не десяток, а семеро, благодаря заезжим рыцарям, за что вскоре с последним из них ещё предстояло вдумчиво поквитаться. Детей в деревне не было вовсе. Черная хворь убившая большинство жителей, покалечившая многих из выживших, убила всех детей, и в довесок отняла у молодых женщин селения способность к деторождению. Но теперь дети в Сен Сальте появились. Отчасти по случаю чего и было сегодняшнее празднество. Наконец двери церкви распахнулись и к собравшимся вышел Отец. Сельский священник Дамьен Ландре стал для своей паствы много больше чем просто кюре. Его проповеди нашли живейший отклик в умах прихожан Сен Сальте. Силой своего духа он дал им надежду, сплотил их после того, как чума почти уничтожила селение. Он завладел их телами и душами и превратился в единоличного правителя над несколькими десятками несчастных. Селяне с благоговением взирали на него, храня гробовую тишину… - Братья и сестры! - его уверенный зычный голос разлетался над маленькой площадью. - Десять лет минуло с тех пор, как божья кара опустилась на этот грешный мир и на наше селение. Бог тогда забрал большинство из нас. Оставшимся же выпали муки, подобно тем, что Господь наш испытал на кресте. Мы не грешили сверх меры, мы честно зарабатывали свой кусок хлеба в поте лица, охотой и углежжением, платили все подати и церковную десятину исправно. Но глубина грехопадения этого мира была такова, что мы взошли на Голгофу за весь род людской! - селяне Сен Сальте слушали, затаив дыхание, глаза их в полумраке светились десятками фанатичных огоньков. Отец Дамьен продолжал: - Мы сполна заплатили цену, за грехи других! И цена это была незаслуженно высока! Мы не настолько провинились перед Господом, чтобы схоронить всех своих детей и половину близких! -Мы невиновны! - раздался истеричный женский вскрик и толпы. Голос священника продолжал громоподобно раздаваться над горсткой последних жителей деревни: Мой собственный сын был последним из наших детей. Он тяжко умирал две недели, он ослеп, он кричал от боли день и ночь! На пятнадцатый день я подобно Аврааму над Исааком занес над ним нож, чтобы ценой своей бессмертной души прекратить его адские муки, но ангел не явился, чтобы остановить мою руку. И я освободил своего мальчика из мучительной темницы его пораженной чумой плоти… И лишь когда такая цена была заплачена мор оставил нас. Лихорадка отступила от ещё живых и гной перестал сочиться из бубонов. Мы пережили божью кару. Мы сошли со своего креста! И что же мы получили от рода людского за свои страдания? - Камни и плевки! - закричал горбатый тощий мужичок, чью лысую голову уродовала россыпь бугров и шрамов. - Да, Робер, сын мой! - ответил ему священник. - Люди за чьи грехи мы приняли муки, когда мы вышли из леса, ища пропитания и помощи, стали кидать в нас каменьями и проклинать нас. Стигмы, оставленные нам Голгофой, пугали этих грешников. Мы вернулись в свои разорённые дома, мы стали затворниками в лесной чащобе. Но мы не забыли то, что нам пришлось пережить и той цены, которую мы заплатили. Невинные души наших детей, которые Господь прибрал десять лет тому отвратили от нас божью кару, призвали толику благодати уняв мор. И в сей день мы уравняем цену! Мы призовем благодать в этот мир! Толпа забилась в экстазе. Изуродованные болезнью люди воздевали к небу свои искривленные руки и испещренные шрамами лица. Падали на колени и истово крестились тем количеством пальцев, что у них осталось, кто-то делал это культёй руки. Из дома, примыкающего к площади, вышла одетая в белое процессия. Женщины и несколько мужчин вели семерых детей, одетых в белоснежные саваны и венки из полевых цветов. Дети были объяты страхом и отчаянно упирались. Цветы из их венков в этой борьбе то и дело отрывались и падали на землю. Но силы были неравны и их неумолимо подводили все ближе к крыльцу церкви и стоящему на нем Отцу. - Не бойтесь ангелы мои. Сегодня вы отправитесь к Господу. Быстро и без страданий, чего был лишен мой сын и дети нашей общины! - он приветственно протянул руки к приближающейся процессии. Первой к Отцу подвели отчаянно бьющуюся Жанну, она не менее двух раз умудрилась прокусить пальцы удерживавших её деревенских баб. Ее огромные голубые глаза были полны ужаса. Кюре извлёк из складок рясы небольшой нож: - Иди ко мне дитя. Толпа вопила и стенала, кто-то истово громко молился, а кто-то уже корчился на земле нечленораздельно воя. И вот рука Дамьена Ландре с ножом поднялась над ребенком, священник истошно закричал - Во имя Господа- Бо…!!! ..И тут изо рта кюре с чавканьем вырвался фонтан алой крови. На площади повисла гробовая тишина. Селяне в ужасе уставились на своего повелителя, не понимая, что происходит. Далеко не все и далеко не сразу увидели оперение арбалетного болта, торчавшего между зубов. Нож упал из мигом ослабевшей руки, глаза священника закатились, и он рухнул на крыльцо церкви. Шок владел толпой ещё несколько секунд. Оцепенение прервал резкий звук разрубаемой плоти из задних рядов собравшихся. Все взоры устремились туда. На краю площади стоял ...Демон. Огни множества факелов на площади отражались в полированной стали, полностью покрывавшей зловещую фигуру, от этого казавшуюся сотканной из адского пламени. Глухое забрало бациента взирало на людей бесстрастно чернеющей прорезью. У ног воина лежал разряженный арбалет и обезглавленное тело одного из охотников. С меча «бастарда», зажатого в латных перчатках, стекала свежая кровь. Толпа закричала в десятки глоток, люди забегали, большинство побежали прочь с площади, однако немало селян вознамерились отомстить за убитого пастора. Демон неистово закружился среди людей. Сталь, покрывавшая его тело казалось нисколько не стесняет движений. Меч вихрем сверкал вокруг него, безжалостно рубя руки, тянувшиеся к убийце Отца, не взирая на пол и возраст, отсекая головы и вспарывая животы. Ярость и жажда мщения в глазах поверженных быстро сменялась смертным ужасом. Оставшиеся охотники, схватившись за мечи и топоры, пытались взять рыцаря в кольцо, но он постоянно перемещался, заставляя их сбиваться в кучу. Доспехи, покрывавшие большую часть тела, не давали нанести удар, да и не были сельские дружинники опытным