В конце концов, несмотря на расстояние, закравшееся между ними в последнее время, для него ничего не изменилось. Мэри была единственной женщиной, которую он хотел, он видел ее одну, чувствовал лишь ее запах, не мог дождаться, чтобы оказаться в ней.
И это хорошо для них. Это электрическое притяжение было важно для них сейчас.
Особенно когда она вошла в ритм, от которого пульсировал член и сжимались яички. Быстрее. Еще быстрее. Пока Рейдж не начал задыхаться, и сладкая боль от предвкушения не прокатилась по телу, вызывая головокружение.
Усталость ушла. Целиком и полностью.
— Мэри.
Он вытянулся на кровати, с силой выгибаясь, цепляясь руками за матрас с одной стороны и поручень — с другой.
— Мэри, подожди…
— Что такое?
Когда она остановилась, он покачал головой.
— Нет, продолжай… я просто хочу, чтобы ты сделала кое-что для меня.
— Что же? — спросила она, снова проведя ладонью вверх по его члену… и потом вниз… и опять вверх…
Что, черт возьми, он хотел… а, точно.
— Давай сюда. Ближе. — Она выполнила просьбу, и он прошептал ей что-то на ухо.
Ее смех заставил его самого улыбнуться.
— Серьезно? — спросила она. — Этого ты хочешь?
— Да. — Он снова выгнулся всем телом, двигая бедрами так, что его эрекция скользнула в ее хватке. — Прошу… если хочешь, я готов умолять… обожаю вымаливать у тебя что-то.
Мэри поднялась выше на больничной койке и снова начала ласкать его. А потом сама наклонилась к его уху…
… и с идеальной четкостью произнесла:
— Антидисэстэблиментарианизм.
Дико выругавшись, Рейдж кончил с умопомрачительной силой, эрекция задергалась в ее руке, сперма изливалась, пачкая простыни. И все это время он думал о том, насколько сильно любит свою женщину.
Как сильно он ее любит.
***
Через две двери от спровоцированного лексикой оргазма Рейджа, Лейла сидела на своей больничной койке, огромный красный моток пряжи покоился рядом с ней, а самый длинный вязаный шарф в мире вытянулся на полу с другой стороны. А между ними двумя? Огромный живот, раздувшийся от двух малышей, которых она вынашивала, настолько большой, словно кто-то свернул покрывало и привязал к ее телу.
Но она нисколько не жаловалась. Малыши были здоровы, и пока она оставалась в кровати, у них были все шансы на выживание. И, воистину, Куин, их отец, и его любимый, Блэй, безжалостно баловали ее, словно были готовы пройти вместо нее через временное сохранение, будь такая возможность.
Замечательные мужчины.
Закончив очередной ряд, Лейла улыбнулась, вспоминая, когда Блэй предложил ей связать что-нибудь, потому что это помогло в своё время Лирик, его матери, пережить постельный режим. Совет оказался дельным… было что-то необыкновенно успокаивающее в звоне спиц, мягкой пряже в ее руках и осязаемом прогрессе. Однако в настоящий момент ей либо придется разрезать шарф на части, либо подарить жирафу.
В конце концов, марафон «Отчаянных Домохозяек» без дополнительной деятельности просто невыносим. Как бы Лэсситер не заявлял противоположное.
А сейчас Семейный психолог Доктор Дженн[27]. Наверное, другая история… хотя, конечно, она не узнала ничего полезного для своих отношений. Потому что у нее не было мужчины, которого она могла бы назвать своим.
Нет, у нее была нездоровая одержимость, которая прошла и сгорела дотла. И это хорошо… хотя боль от потери того, чего она изначально не должна была желать, была немыслимой, непростительной.
Но, в конце концов, запрещено влюбляться во врага. И не только потому, что она была Избранной.
А потому что Кор и его Шайка Ублюдков объявила войну Рофу и Братству Черного Кинжала.
Вот почему…
— Прекрати это, — пробормотала она себе, закрыв глаза и останавливая движение спиц. — Просто… хватит.
Воистину, она думала, что не сможет вынести ни мгновения вины и понимания, что она предала самых родных и близких. Но если смотреть с другой стороны? Ей солгали, ее принудили… но в итоге это ее сердце прониклось неуместными чувствами.
И, тем не менее, безответными.
Услышав очередной шум в коридоре, Лейла посмотрела на дверь и заставила себя полностью переключить внимание. В учебном центре этой ночью было оживленно… голоса, топот, стук дверей… и почему-то от этого она чувствовала себя изолированной¸ а не наоборот. С другой стороны, в тишине было больше напоминаний обо всем, что она упускала.
Но она не хотела находиться ни в каком другом месте.