– Представляю, – при имени Жаклин у Леона неприятно кольнуло сердце, и он выпустил сестру из объятий. – Ладно, ты возвращайся к Раулю, а я пойду разыщу Эжени.
Он кивнул сестре и направился прочь, по пути прикидывая, где может находиться старшая дочь де Шане. Она могла, конечно, пойти куда угодно, но ему ведь не впервой разыскивать молодых девушек.
У капитана Леона оставалось ещё одно незаконченное дело.
Глава девятая, в которой происходит много неожиданных вещей
Леон не ошибся в своих предположениях – Эжени была в библиотеке, её любимом месте в замке. Когда он, тихо ступая, приоткрыл дверь и вошёл, девушка сидела у окна и что-то вышивала. Корнель устроился на шкафу – он копошился, возясь с кусочками бумаги, и время от времени хрипло покрикивал. Потемнело, и в подсвечнике на столе ярко горели свечи. Эжени, не замечая Леона, что-то напевала негромким мелодичным голосом. Капитан невольно остановился и вслушался в слова песни:
Я в туманном краю средь болот родилась,
И был лес колыбелью, постелью моей.
Ветер, лес и вода – нерушимая связь,
И росла я под сенью колючих ветвей.
Леон покачал головой – эту песню он никогда раньше не слышал. Когда Эжени запела снова, ему пришло в голову, что она сама сочинила её – уж больно герой песни был похож на него самого. Вот только его выцветшие на солнце, вечно спутанные и жёсткие волосы никто не называл «златыми кудрями» – он усмехнулся, услышав это из уст Эжени. А она, по-прежнему не видя его, пела дальше – о прекрасной девушке, в которую был влюблён герой, о безответно влюблённой в него героине, о войне, смерти и воронах, кружащихся над заброшенным замком... Когда её подрагивающий голос вывел последнюю строчку, в нём было столько горести, что Леон не удержался и шагнул ближе.
– Прекрасная песня, мадемуазель де Шане.
– О, это вы! – Эжени быстро выпрямилась, опустив шитьё, а Корнель на шкафу тревожно каркнул. – Вы так тихо вошли, я вас не заметила...
– Я не хотел быть замеченным, – капитан склонил голову. – Вы сами это сочинили?
– Сама, – она посмотрела на него грустно, но в то же время с вызовом. – Нетрудно угадать, о ком она, правда?
– Нетрудно, – согласился Леон. – Но в жизни всё не так печально, верно? Война нам пока не грозит, а я пока ещё не стал добычей ворона.
Эжени склонила голову, и её обычно бледные щёки залила краска. Леон подумал, что смущение ей идёт, пожалуй, дальше больше, чем Жаклин, которая, впрочем, смущалась редко. И улыбка Эжени ему нравилась, жаль только, улыбалась она не так часто. Вспомнив, что одной из причин её огорчений стал он, капитан откашлялся и проговорил:
– Только что я попросил прощения у Анжелики и дал согласие на её брак с Раулем.
– Прекрасно, – рот Эжени улыбнулся, но глаза по-прежнему оставались грустными. – Она вас быстро простила?
– Конечно! Сестра не может долго злиться на меня – как и я на неё.
– А Рауль?
– А Рауль ничего не знал о нашей с Анжеликой ссоре.
– Может, и к лучшему, – кивнула Эжени, взгляд и руки её снова устремились к вышиванию. Леон посмотрел на вышивку: на белой ткани золотистые нити образовывали что-то, очень похожее... Да нет, не может быть! Сначала эти странные взгляды, смущение при встречах и в то же время желание этих встреч, потом упрёки из-за Жаклин, теперь песня о воронах и вышитый рисунок, подозрительно напоминающий льва! Леон не особо разбирался в настроениях женщин и их тайных желаниях, но что-то уже несколько дней подсказывало ему, что Эжени к нему неравнодушна, и сегодня он получил очередное подтверждение.
«Не сильно-то надейся», – одёрнул он самого себя. «Это чересчур хорошо, чтобы быть правдой».
– Это лев? – спросил Леон, кивнув на вышивку.
– Да, – Эжени по-прежнему не глядела на него, сосредоточив всё внимание на работе. Капитан откашлялся чуть громче.
– Я попросил прощения у сестры, теперь хочу извиниться перед вами. Вчера я повёл себя грубо и недостойно, кроме того, я был неправ, упрекая Анжелику...
– Я принимаю извинения, – быстро произнесла Эжени. – Вы... вы тоже простите меня. Я знаю, что вмешалась не в своё дело, что ваши отношения с сестрой и Жаклин меня не касались... Простите, что назвала вас Зверем, просто мне...
– Это вы простите, что назвал вас ведьмой, – перебил её Леон. – Разумеется, я ничего такого не думал, сказал первое, что пришло в голову, лишь бы задеть вас.
– Вы не сильно меня задели, – на этот раз она улыбнулась более искренне. – Мне приходилось слышать слова и похуже. Мы с сестрой воспитывались в монастыре, и монахини были строги к нам – в основном из-за выходок Инессы. Возможно, она и правда любит меня, но свою любовь она показывает весьма странным способом, – лицо Эжени стало жёстким. – Знаете, когда Бертран ещё не посватался к ней, за Инессой многие ухаживали – а я обычно оставалась в тени. И она утешала меня. Знаете, что она мне говорила? – Эжени язвительно усмехнулась. – «Не печалься, сестрёнка, в тебя тоже кто-нибудь влюбится. Ты, конечно, не так красива, как я, но всё-таки...». Представляете, каково слышать это каждый день?