– Как во сне, – Эжени оторвалась от него, судорожно глотнула воздух и прильнула снова. С неожиданной смелостью куснула за губу – Леон тихонько рыкнул. «Что же мы такого вытворяли в её снах?» – мелькнуло у него в голове, но прежде, чем он успел понять это и попробовать осуществить, тишину библиотеки разорвал резкий крик, и чёрная молния взвилась в воздух, явно намереваясь атаковать капитана.
– Корнель! – Эжени отшатнулась от Леона и погрозила ворону кулаком. – Не смей! Вернись на место!
Ворон, однако, не слушался её и продолжал кружиться под потолком, возмущённо каркая. Леон рассмеялся, чувствуя небывалую лёгкость во всём теле.
– Точно, ревнует. Кажется, мне надо уходить, а то он перебудит весь замок.
– Это безумие, – Эжени отошла к окну и жадно вдохнула свежий вечерний воздух. – Простите, я не должна была этого делать...
– Вам не понравилось? – усмехнулся капитан.
– Очень понравилось... но мне так стыдно! Простите, мне не следовало целовать вас...
– Радость моя, – Леон не знал, почему у него вырвалось это ласковое обращение, но оно ему очень понравилось. – Перестань извиняться передо мной. Это лучшее из всего, что ты могла сделать.
– Это было так неожиданно, – Эжени прижала руки к пылающим щекам. – Позвольте покинуть вас, мне необходимо всё это обдумать.
– Это твой дом, ты можешь не спрашивать моего позволения, – Леон поклонился, подмигнул бесившемуся наверху Корнелю и покинул библиотеку, насвистывая какой-то незамысловатый мотив. Впервые за последнее время ему было легко, и он ощущал себя вполне счастливым.
***
Следующее утро пришло вместе с дурными вестями – Зверь, словно мстя за Великую охоту и за неудавшееся нападение на Инессу, растерзал ещё одну девушку – молодую крестьянку Агнессу Фурнье, старшую сестру Мари Фурнье, Мари-Цветочка, убитой Зверем несколько недель назад. Узнав о нападении, дети мушкетёров единогласно изъявили желание осмотреть тело – даже Анжелика и Жаклин решились поехать, хотя Анри, Рауль и Леон проявили редкостное единодушие, уговаривая их остаться.
– Стыдно мне, дочери д’Артаньяна, бояться крови и мёртвых тел, – воинственно выставила подбородок Жаклин. С утра у неё всё не заладилось: спалось плохо, вино казалось кислым, еда – недосоленной, а тут ещё и весть о новом убийстве окончательно испортила настроение, но уговоры мужа и друзей только подогрели её упрямство.
– Я с вами не разлучусь! – Анжелика стиснула зубы, не скрывая свою досаду, и поглядела прямо в глаза брату – тот склонил голову, не выдержав её напора. Эжени тоже подала голос, что немало удивило Жаклин:
– Я тоже поеду. Раз уж я взялась за это дело, надо довести его до конца.
Никакие уговоры отца и сестры не могли на неё подействовать. Впрочем, уговоров было не очень много – Себастьян с Инессой отправлялись к Бертрану Железной Руке и не могли тратить время на споры с Эжени. Так и получилось, что вскоре после завтрака шестеро всадников уже неслись по дороге к расколотому молнией кресту – именно там было найдено тело.
Отца Роберта, к огромному облегчению всех детей мушкетёров и Эжени, на месте не было – никто не призывал к покаянию и не грозил пламенем из пасти Зверя. Тело девушки, закрытое белым покрывалом, было видно издалека, возле него стояли, опустив головы, несколько мужчин из местных жителей – среди них Жаклин узнала Шанталя. Анри спешился первым, подошёл к телу, опустился на колени и смело откинул край покрывала. Анжелика поспешно отвернулась и перекрестилась, у Эжени и Жаклин выдержка оказалась лучше, хотя Жаклин ощутила горький привкус во рту и заметила, как побледнела де Шане.
Платье несчастной Агнессы Фурнье было разорвано и сплошь покрыто бурыми пятнами, на горле и животе – страшные раны. Возможно, при жизни она была красавицей, но теперь её лицо было искажено ужасом и страданием, светлые вьющиеся волосы спутались и местами потемнели от крови. Мужчины, более привычные к крови и смертям, быстро осмотрели тело, кое о чём переговорили с крестьянами, и те, осторожно завернув покрывало, понесли Агнессу Фурнье туда, где она должна была обрести последний покой.
– Такое ощущение, что она бежала по дороге от деревни к замку, – произнёс Рауль. На его лбу уже не было повязки – теперь его пересекал тонкий, но всё же заметный красноватый шрам. – Она была убита ночью, может быть, даже на рассвете. Что ей могло понадобиться в замке в такое время?