Подсохшая за ночь трава осталась. Но малыш бесследно исчез. Дыхание перехватило, в горле застрял ком. Накато, не обращая внимания на слабость, взвилась на ноги, выскочила из укрытия.
Нет, ребенка нигде не видно. Да и не уполз бы он далеко от нее! До сих пор ни разу подобного не случалось. И следов нет. Если бы младенец уполз – должна была остаться рассыпанная с подстилки, разворошенная трава. Да и траву, которой заросла поляна, он бы примял, осталась бы широкая прогалина. Малыш бы непременно разбудил ее – чтобы покормила.
Да и она услышала бы.
Сердце защемило. В животе свернулся тяжелый холодный комок. Ее сына унесли, пока она спала! Но как она не услышала приближения чужака?
От догадки прошиб холодный пот. Зря она, что ли, ощущала спросонок себя так, будто ее чем-то опоили? До сих пор голова тяжелая! Это ведь колдуны пытались отобрать у нее ребенка. Колдунам по силам было наслать на нее непробудный сон.
Их посланница, кем бы она ни была, не справилась. И они решили поступить иначе.
Накато заметалась по поляне. Нет, сам сын уползти не мог – ему бы пришлось переползать через ее тело. Она нарочно улеглась так, чтобы оказаться между ним и выходом из закута. Точнее – собиралась улечься…
А вот и следы! Примятая широкой мужской ступней трава. Это точно не от ее ноги. Ее следы – вот они, рядом. Едва заметные – возле самого ствола поваленного гиганта. Она ходила по поляне, ступая аккуратно – чтобы не примять ни травинки.
А может, малыш все-таки уполз, ведомый любопытством? Безумная, бессмысленная надежда всколыхнулась в душе.
Она хотела лечь так, чтобы закрыть собою выход из укрытия. Но не помнила, как заснула, и спала слишком крепко. Вот ребенок и пробрался мимо нее…
Накато до самого вечера металась по окрестным полянам, тщетно пытаясь отыскать сына. Но не нашла ни следа. Звериных следов на полянах тоже не попадалось – не мог какой-нибудь хищник схватить и утащить малыша. Это сделали люди. Те люди, что, не таясь, притоптали траву на поляне, подошли к самому укрытию. А то, что она не проснулась, говорит об одном: это были колдуны, и они наслали на нее сон, чтобы не мешала им.
Следы на поляне имелись. А вот найти их за пределами поляны ей так и не удалось. Точно похититель взлетел на воздух.
Закат застал ее в бесчисленный раз обрыскивающей окресности. Накато замерла, очнувшись от повеявшего прохладного ветерка.
Что она делает? Она ищет сына, которого унесли. Или хотя бы следы, похитителей. Следы, которых не оставили. Должно быть, у ее малыша и впрямь оказался сильный дар. И он пойдет по стопам отца. Выучится в башне Ошакати и станет… кем? Возможно, важным чиновником в одном из крупных богатых городов. Могущественным человеком. Может даже, целым правителем. А может, подастся в ренегаты – кто знает?
Ей точно ничего не станет об этом известно. Потому как не сумеет узнать сына в будущем, даже если столкнется с ним лицом к лицу. Так же, как и он.
Он вообще не будет знать, что у него где-то в этом мире есть мать. Его путь определился намного раньше, чем она могла предполагать. Теперь у ее малыша своя дорога, ему больше не нужна ее забота.
Она больше никогда не увидит сына!
Своего малыша. Не прижмет к груди, не вдохнет запах тонких младенческих волосиков на голове. Не услышит, как он гудит, довольный, или кричит от гнева или нетерпения. Не почувствует, как теребят ее крохотные ручонки, чтобы разбудить.
Никогда.
Понимание обрушилось на голову, как ушат холодной воды. До этого момента Накато слабо осознавала, что случилось. Чувства и мысли оцепенели. А сейчас пелена вдруг спала, оставив ее один на один с потерей.
Что она ищет? Искать нечего.
Накато опустилась на землю и взвыла. Сначала – тихонько, потом – громче и громче. Вой превратился в оглушительный крик.
Потом она долго лежала на земле, уставившись в наливающееся чернотой небо.
Пойти бы на знакомую поляну, там в закуту за стволом – подстилка из подсохшей за день травы. Только на что? Она не замерзнет, а младенца, которому ночной холод и сырость могли повредить, с нею больше нет.
По щекам безостановочно катились слезы. Стекали по шее и капали на землю.
Пустота и холод окутали – давно она не ощущала себя такой беспомощной и потерянной. Пожалуй, с тех пор, как ее отдали рабыней в чужое кочевье.
*** ***
Ее снова разбудили солнечные лучи, скользящие по лицу.
Сначала Накато привычно пощупала рукой возле себя – и тут же подскочила. Сон развеялся в мгновение.
Нет, исчезновение ребенка ей не приснилось. Иначе она спала бы в укрытии, а не на голой земле. Проснулась тоска в сердце, принялась грызть внутренности, точно хищный зверь. Она осталась одна, и одна отныне будет всегда. Совсем, как прежде – до появления ребенка на свет. Снова можно делать все, что заблагорассудится, без оглядки на то, что приходится отвечать не только за себя, но и за беспомощного младенца.