Но вот выкатились за расшитый золотом занавес два последних велосипеда. Один был на двух колесах, - каждое величиной с чайное блюдце. И как только на нем сидел человек?! Другой велосипед был похож на перевернутый светофор. Внизу крутилось колесо, а наверху, на высоченной такой палке, сидел велосипедист. Голова его была выше пятого ряда. Этот жирафий велосипед был еще и без руля. Артист махал руками, качался, но не падал. Так и уехал, ни разу не упав. И после этого объявили:
- Ан-тракт!
Тут Слава бросился в конюшни. Он со страхом и удовольствием в одно и то же время слушал рыканье зверей и чувствовал запах цирка, который с особой силой доносился из конюшни. Но как же трудно было пробираться туда сквозь целый строй пап и мам, ведущих за руку и даже несущих на руках своих детей!
Слава еще раньше узнал, что все медведи живут в конюшне. Загородку, где были лошади, Слава прошел быстро и с трудом протиснулся в двери к медведям. Да, народищу тут набилось - жуть. Папы-мамы с малышами пришли, на руки их поднимали, а те визжали от удовольствия, смеялись и тянулись прямо к клеткам. Они бы и руки протянули сквозь прутья клеток, если бы у каждой клетки не стоял служитель в специальной форме, которая в цирке называется «униформа». Эти униформисты не подпускали ребят к самым прутьям клеток, но Слава протиснулся и всех шестерых медведей осмотрел. Не было среди них ни одного с белыми погончиками.
Уже зазвонил звонок, и в тесном проходе между клеток снова образовалась толчея - только теперь уже люди рвались к выходу. И Слава вдруг услышал, как какой-то малыш выкрикнул:
- Мисю!
Этот его крик как будто ударил Славу. До этого он хотел уйти: убедился же, что его Мишки-валдайца нет. Чего уж толкаться?! А тут из-за этого «Мисю» вспомнил вдруг своего медвежонка. Так же приходила на него смотреть маленькая девочка и упрямо повторяла одно это слово: «Мисю…»
Слава остановился среди клеток. Толпа обтекала его с двух сторон, и кто-то при этом ворчал, что мальчик стоит вот как столб, мешает смотреть, и всякое такое. А он стоял, и все. Нет, он не мог уйти, не узнав, есть ли тут среди артистов профессора Булатова его Мишка или нет.
Снова прозвонил звонок - теперь уже более протяжно, и полная женщина в униформе подошла к Славе:
- Мальчик, ты что - не слышишь звонок?
- Слышу.
- Иди в цирк.
Слава молчал. Молчал, потому что не знал, что сказать. Наверно, у него был какой-то ненормальный вид.
Женщина эта подошла к нему вплотную и взяла за руку:
- Что с тобой? Тебя кто-нибудь обидел? Ну, скажи. У тебя есть носовой платок? Вытри глаза. Вот так. Ну и хорошо. Ты же большой. Умник…
Она держала его руку в своих теплых ладонях.
- Ну, хочешь, - сказала она, - я провожу тебя в цирк? У тебя есть билет? Если нет, я тебя и так посажу.
В это время заиграла музыка.
- Ну, мальчик, пойдем.
- Миша, - сказал Слава, наверно, таким же жалобным голосом, как та малышка просила показать ей «Мисю».
- У тебя был медвежонок? - спросила женщина.
- Был…
Подумать только, она все-все поняла, она читала его мысли, она ни в чем не ошиблась. Она спросила:
- И ты его ищешь?
- Ищу…
Пока они Так разговаривали, клетки втаскивали на тележки и выкатывали в проход к арене. Теперь Слава с женщиной в униформе остались одни.
Музыка играла все громче и громче, а потом грохнули аплодисменты.
- Иди, мальчик, иди. - Женщина потащила Славу к маленькой двери. Она говорила шепотом: - Когда кончится представление, приходи сюда. Если тебя не будут пускать, скажи: «К тете Лизе». Понял?
- Понял!
Она чуть подтолкнула Славу, и он зажмурился от ослепительного света…
Слава стоял у бокового прохода возле самой арены. Мимо него на страшно трещащем мотоцикле проехали два медведя. Один был в седле, а другой сидел на багажнике и обнимал медведя-водителя лапами.
ПАРОЛЬЧто говорить: программу профессора дрессировки Булатова смотреть было интересно и в то же время грустно. Когда у Славы дома был Мишка, все приходили в восторг от того, что он брал двумя передними лапами бутылку молока с соской и сам, запрокинув голову, пил; восторгались тем, что медвежонок просился на руки к тому из домашних, кто был огорчен или просто тосковал. Мишенька понимал это, угадывал, а вернее, чувствовал. Возьмешь его на руки, он тут же зацелует тебя, потрется своей пахучей мягонькой шерсткой - и сразу же забудутся все огорчения.
Слава и его мама восторгались даже тем, как Мишка выдергивал вилки электропровода из розетки, как он бегал вразвалочку, точно матрос, сошедший на берег после долгого рейса.