В это время рукав коснулся поверхности океана. Подчиняясь мощной энергетике, действующей в теле этой трубы, вода океана восходящим потоком устремилась вверх, наматываясь витками на нисходящий силовой стержень.
Вблизи было видно, что рукав состоит из плотно сжатого, опускающегося вниз по спирали, воздуха, который с силой бьет и своим вращением закручивает находящуюся в близком с ним контакте воду.
Часть её, оказавшись под ударным острием этого воздушного тарана, разбивалась им в пыль, разлетаясь касательными валами по окружности в разные стороны. Но некоторое количество воды, подчиняясь закону встречного вращения, начало подниматься вверх.
Такое засасывание происходило настолько мощно и энергично, что не опустившееся еще на большую глубину тело Стефана, попав в восходящие потоки воды, вместе с ними стало приближаться к этой перевернутой воронке, тянущей к нему свою спасительную "руку".
Лётчик, пребывая в беспамятстве, потерял способность ориентироваться в пространстве, и поэтому, ощутив влекущую его куда-то мощную силу, не смог понять, что с ним происходит, и то, что его призыв был, наконец-то, услышан.
В тот же миг безвольное тело Стефана, увлекаемое турбулентными потоками, было подхвачено стремящейся вверх силой, и, повинуясь резкому ускорению, по спирали взмыло вверх.
Стефану на миг показалось, что он попал в какие-то безжалостные тиски, — и тут же окончательно потерял сознание, — этой силой была стянутая в ограниченное пространство масса (состоящая из воды и воздуха). Она при этом, словно жернов, ещё и оборачивалась вокруг центра, притягиваемая его энергетикой.
Вот эта взбивающая сама себя эмульсия и создавала то огромное сокрушающее давление, которое, невзирая на беспамятство, ощутил Стефан. Ломая, оно сжало его с такой силой, что застывшее было сознание вновь обрело ясность восприятия.
Вся эта эмульсионная масса, стремясь к освобождению от огромного давления, созданного ударной волной, ринулась вверх, стремительно вращаясь вокруг нисходящего потока оси рукава и увлекая при этом за собой незадачливого пловца.
Дело в том, что часть смерча в своём верхнем отделе была разреженнее относительно нижней. Это происходило за счет мощного наматывания воздушных масс на тело воронки, которая и представляла из себя сердечник опускающегося рукава.
Поднимаясь вверх, восприятие Стефана вновь изменилось, и он ощутил себя больше наблюдателем, чем участником происходящего процесса. Так, с новой точки зрения, стали заметны несколько важных, на его взгляд, деталей.
Он обратил внимание на то, что его тело не вращалось вокруг собственной оси. А это, в свою очередь, позволяло ему сохранять концентрацию внимания. И потом, тело, двигаясь по кругу, находилось в середине массы восходящего потока. А здесь давление и, особенно, кручение были не таким жёстким, как вблизи центра рукава.
Это было не просто наблюдением за действующими природными силами. Он сам, став частью этого механизма, лично переживал все процессы, из которых состояло данное явление.
Была еще одна интересная деталь, которая его очень удивила. С одной стороны, Стефан чувствовал этот подъем, как длительный поэтапный процесс. Однако, с другой, этот взлет был им воспринят, как миг.
Память еще держала в сознании чувство того, что он видел, находясь внизу, — и вот летчик уже кувыркается в каких-то завихрениях, а вокруг него больше нет властно сжимающей, скручивающей и куда-то влекущей дикой силы.
Было понятно, что вся эта водно-эмульсионная масса, взмыв вверх и освободившись от тисков воздушной трубы, ринулась во все стороны, почувствовав свободу.
Импульс вращения, полученный ею во время подъема, был столь силен, что даже части поднятой материи, продолжая вращаться вокруг гипотетического центра, почувствовали необходимость обособиться, образуя так называемые солитоны (энергетические структуры, имеющие собственный момент вращения).
Причем вся поднятая вверх масса не представляла собой инерционную и бесформенную материю. Это был живой единый организм, состоящий из множества вращающихся образований и действующий по заложенной в него индивидуальной программе.
Тело этого стихийного порождения продолжало расти, расширяясь во все стороны и, поднимаясь вверх, питалось все новыми порциями втягиваемой массы.
Какое-то время, кувыркаясь и переходя из одного шарика-волчка в другой, Стефан продвигался к самому верху этой пирамиды, по своей форме напоминающей шляпку гриба, ножкой которому служил смерч.
Наконец, преодолев сопротивление последнего солитона и сделав какой-то немыслимый кувырок, Стефан осознал себя сидящим на некой огромной сферической поверхности. Она же, колтыхаясь волнами (то там, то здесь), плавно выпучивалась либо втягивалась.
У летчика даже возник рассмешивший его своим противоречием образ — живой матрас, который был не только разных цветов и оттенков (которые постоянно менялись), но и, по ощущениям, эластичным и надёжным.
— Да, — вздохнул Стефан, — как видно, утонуть мне не суждено, — и от мыслей, напомнивших ему о недавних событиях, его передернуло. — Но что же мне делать теперь? — подумал лётчик.
И память тут же услужливо прокрутила перед взором все те приключения, которые выпали на его долю с того самого момента, как он остался один.
— Сначала все было хорошо: я сумел преодолеть опасность, которую нес мне Дракон, грозя раздавить валуном.
Сумел также преодолеть все трудности, которые приготовила мне Змея, пытаясь оставить в плену своих колец.
Но что случилось теперь, что я делаю не так? В чем заключена ошибка, повторяя которую вновь и вновь, я не могу вырваться из цепких лап Обезьяны?
И тут же возникла мысль:
— Надо понять, в чем кроется сила ее хватки, — Стефан стал вспоминать те напутственные слова, которыми снабдил его в дорогу Проводник.
— Обезьяна — это эмоция, — вдруг отчетливо услышал он.
Прозвучавший голос был настолько реален и раздался так близко, что Стефан, невольно вздрогнув, стал оглядываться по сторонам.
Однако вокруг него не было ни одной живой души, и только плывущие облака различной формы и оттенков придавали некоторую живость окружающему пространству.
Все они, повинуясь мощному течению, двигались единым потоком и в одном направлении.
Разочарованно вздохнув, Стефан попытался вернуться к своим размышлениям, и тут же вновь услышал характерный смешок.
Несомненно, это был голос того самого старика. Стефан стал зорко вглядываться в окружающее его пространство.
И вдруг его внимание привлекло одно облако, которое было не только светлее остальных, но и двигалось не строго по течению, а произвольно, пересекая общий поток. Вне всякого сомнения, оно приближалось прямо к нему.
Продолжая всматриваться в заинтересовавшее его облачко, Стефан заметил, что чем ближе оно подплывало, тем все более похожим становилось на Проводника.
Удивлению испытуемого не было границ, когда облако, приблизившись вплотную, вдруг окончательно приняло форму Старца.
— Что, не ожидал? — усмехнулся тот, усаживаясь напротив Стефана. — Да, тут очень удобно, — продолжал с юмором старик. — Ты хорошо поработал, теперь можно и отдохнуть.
— О каком отдыхе ты говоришь? — рассердился Стефан. — Вначале я чуть не замерз в горах! Затем еще немного — и был бы живьем запечен в раскаленных песках пустыни.
Каким-то чудом я избежал печальной участи утопленника, и вот теперь сижу тут, на вершине тучи, и не знаю, что делать дальше. Более того, боюсь даже пошевелиться.
Ведь что бы я ни делал, оно тут же оборачивается против меня. Больше не могу, у меня не осталось совершенно никаких сил!
— Но, но, но, — Старец вновь рассмеялся и похлопал его по плечу, — зачем же так паниковать и отчаиваться? Ведь все не так плохо, как ты думаешь. Ты уже прошел солидную долю пути и остался цел, а это немало.