Прыжок сайгака на бегу
Первый раз это было, когда мы встретили самку с двумя молодыми на большом такыре[1]. Животные уже перебежали дорогу в неторопливом темпе, когда наша машина вдруг оказалась близко. Молодые животные стали подпрыгивать, высоко подбрасывая переднюю часть тела и далеко выбрасывая вперед задние ноги. Два-три прыжка — и они переключились на быстрый галоп и вскоре исчезли из виду. Второй раз, подъезжая к краю такыра, мы увидели стадо, около сотни голов, быстро пересекавшее дорогу. Вскоре такыр кончился, и сайгаки начали взбегать на склон котловины, поросший биюргуном и покрытый плотными кочками. Сразу по стаду как будто пошли волны — животные стали высоко подпрыгивать. Было полное впечатление, что склон с биюргунником резко затормозил их бег и прыжками звери пытались восстановить потерянную скорость.
Сайгак на бегу, поскольку его корпус почти не делает движений в сторону от главного направления, развивает бешеную инерцию, и быстрые движения ног, по-видимому, главным образом поддерживают ее, — как у автомашины, идущей на прямой передаче. Когда стадо растягивается на бегу, вид его напоминает маленький поезд.
Лишь в пустыне мне пришлось увидеть волков на свободе. Случаев таких было четыре. Хотелось бы рассказать об одном из них, произошедшем в октябре 1968 года в Приаральских Каракумах. Мы остановились у края большого сора. Он лежал в котловине, окруженной закрепленными песками. Сор — это влажный солончак в низине, где относительно близко залегают грунтовые воды. Его поверхность плоская и ровная, как у такыра, но если глинистый грунт на такыре сухой и растрескавшийся, то на соре он влажный и покрыт отдельными так называемыми «соляными выцветами», а то и сплошным слоем соли.
Как только мы слезли с машины, я оставил бригаду облавливать ближайшие норы песчанок, а сам пошел по пескам, огибающим сор, подсчитывая песчаночьи колонии. Отойдя километра на два от машины, я оказался у небольшой лощины, спускавшейся к краю сора. Песок, покрывавший ее дно, был беловатым и на глубине одного сантиметра уже влажным. Песчаные бугры здесь были очень плотные, сцементированные. Обработанные водой и ветром, они имели вид странных усеченных пирамидок, на вершинах которых виднелись чахлые кустики саксаула. Пейзаж был каким-то доисторическим: силуэты бугров причудливо вырисовывались на фоне белой соли, покрывавшей гладь сора. Подойдя ближе к этим буграм, я нашел на песке между ними множество черепков древней керамики и великолепный каменный наконечник дротика. Весь песок был истоптан волчьими следами, четкими и абсолютно свежими — внутри отпечатков песок еще не успел подсохнуть. Что-то заставило меня поднять голову и взглянуть на сор. На его поверхности виднелись две фигуры, которые я с первого взгляда принял за людей. Удивившись, как могли мои ребята так быстро оказаться здесь, я вдруг сообразил, что это вовсе не люди, а те самые волки, следы которых я только что видел. Звери неторопливо уходили от меня, поэтому-то их фигуры казались вертикально стоящими, а масштаб на голой равнине сора понять трудно.
Схватив бинокль, я стал рассматривать волков. Они двигались неторопливым галопом. Длинные пальцы четко рисовались на белом фоне, слегка выгнутые пышные хвосты напоминали лисьи. Звери были одеты уже почти полностью отросшим зимним мехом и выглядели великолепно, особенно крупный зверь, бежавший справа. Пробежав десяток-два шагов, они остановились и посмотрели на меня. Описывая большую дугу по сору, звери направлялись к вдающемуся в него песчаному мысу, находящемуся от меня в 500 метрах. На середине этого пути к ним присоединился еще один волк размером с меньшего из первой пары. Продолжая свой путь втроем, волки вскоре достигли песчаного мыса и скрылись из виду. Больше ничего не произошло. Но подобные картины запоминаются надолго.